Потому что ничего не изменилось.

Случайная любовница на празднике полнолуния была – и все другие, с которыми он получал удовольствие, тоже были… Я являлась его истинной парой, его женой по принуждению, но никогда – исключением из правил.

Умом понимая, что даже если Этьен обманывал меня с самого начала, то сейчас я была явно не в том положении, чтобы выставлять свои условия. После проигранного Совета Оборотней, мне, скорее, надо было радоваться, что он хотя бы захотел придать нашей связи вид настоящей семьи; что вместо клетки, которую он мне когда-то пообещал, я получила вполне сносное существование в качестве хозяйки замка.

Не стоит жаловаться на жизнь – пора было принять всё как есть и смириться…

Но во мне как будто что-то сломалось.

Не знаю, возможно, в этом было виновато моё звериное обличие, но я больше не могла жить как прежде, пытаясь делать лимонад из подкинутых жизнью лимонов.

В детстве я была безмолвным свидетелем того, как моя мама пыталась сохранить наше странное существование под видом семьи. Затем, живя с бабушкой и дедушкой, я, для сохранения мира уже в новой семье, не упоминала ни об отце, который стал причиной гибели моей матери, ни даже о своём дне рождении, который в семье родителей моей мамы воспринимали только как день её ухода из жизни.

Когда я выросла и стала жить одна, я тоже не обрела свободу. Я тоже «приноравливалась» к обстоятельствам: думая, что схожу с ума, очень осторожно строила свою жизнь и постоянно оглядываясь на это своё «заболевание».

Я ведь мясо сначала отказалась есть не из-за того, что мне было жалко животных, а только для того, чтобы самой стать менее кровожадной! Это сработало, как и отказ от алкоголя, от секса, от вообще любых удовольствий, которые могли «обострить» моё сумасшествие.

И теперь… морща нос от неприятного запаха, я, наконец-то, призналась самой себе, что не могу больше приспосабливаться, не могу больше терпеть; жить как надо – как от меня этого требуют другие.

«Ты ревнуешь. Надо мстить. Растерзать соперниц».

Что за бред?

Я всегда считала, что месть – гадкое чувство. К тому же, все эти девицы — они-то в чём виноваты? Ведь ни одна из них не была моим супругом, с них какой спрос?

«Ревнуешь».

Скорее разочарована.

Этьен… Невозможно же так ошибаться! Несмотря на ужасное, страшное начало наших отношений, мне… нравился «хороший Этьен»: внимательный муж, заботливый отец, рачительный хозяин. Тот самый Этьен, которому я поверила однажды в Испании, а затем уже здесь – в Ангулеме.

«Ты начала в него влюбляться».

Глупости какие.

Мне нравился его запах, его мягкий французский акцент, когда он говорил со мной на английском; нравилось, как он фыркал, когда вытирал волосы после душа, нравилось, как он заботился о нашей дочери, вставая к ней по ночам.

«Тебе больно, что он имел других самок».

Больно, правда.

Потому, что я опять напридумывала себе свою собственную счастливую вселенную, не понимая, что со стороны Этьена это просто холодный расчёт умного Альфы.

Все мои моральные метания, многочисленные попытки отыскать крупицы добра в личности

Этьене, которые сочетались с желанием во что бы то ни стало забыть «старого» его – того садиста, который притащил меня в стаю – оказались никому не нужны.

Отец хотя бы любил мою мать. Да, нездоровой, звериной любовью – но любил! А Этьену было всё равно.

Я завыла и заплакала одновременно.

Наверное, это было очень странное зрелище – рыдающая в одиночестве волчица, но… у меня больше не было сил сдерживаться.

Я плакала не о том, что Этьен снова обманул меня. А о том, что я сама, зная, каким он зверем был в прошлом, не просто простила, не только приняла его…

??????????????????????????

…но, несмотря на все ужасы, которые он творил со мной год назад, я чувствовала к нему влечение.

Только запах Этьена сводил меня с ума, в то время как к хорошему, доброму Гильермо я не испытывала вообще ничего… кроме, разве что, жалости в том, что он так и не смог найти свою избранную и вины, за то, что он поплатился за мои эксперимент.

Оборотни называли такую нездоровую зависимость «связью истинной пары», впрочем, именно это моя мать называла «испорченной кровью».

Я дернулась, понимая, насколько это правдиво.

Мать оставалась жить с отцом только из-за меня. Она страдала, мучилась, и наконец, когда её боль стало во много крат больше, чем она могла выдержать, мама ушла из жизни.

Но я не моя мать. Я куда хуже.

На ум приходили Моник, бесстыдно демонстрировавшая себя Этьену и всей стае; Даниэлла, готовая спариваться с кем угодно; приказ Альфы, как мне кажется, лишь подсластил и без того сладкое для моей бывшей горничной задание.