Я на секунду останавливаюсь оглядеться- где я? И тут меня отбрасывает на асфальт с огромной силой. И я вижу занесенное надо мной копыто с ослепительно блестящей на солнце подковой. Инстинктивно отпрянув назад, я прикрываю лицо рукой, но удара не следует. Полноватый седоволосый мужчина в костюме средних веков, камзоле и смешных коротких штанишках-шароварах с белыми чулками и массивными туфлями с железными набойками спрыгивает с сиденья, бросаясь ко мне:

– Miss, are you okay? Miss?- он испуганно наклоняется ко мне, осматривая на предмет повреждений. Другой рукой пытается удержать лошадь, чтобы та не задела уже собирающихся зевак. "Боже, это фиаско. Вот и конец, отбегалась!"- я тихо стону от обиды, сейчас Святослав найдет меня. Но мужчина, принимая это за стон боли, хмурит брови и что-то ещё спрашивает, спрашивает.

И тут меня осеняет:

– i need help! Please! I need help!- вспоминаю я фразу из фильмов и для убедительности, поднимаясь, ещё раз ему это говорю. Вижу, как зеваки уже расходятся, расстроенные, что шоу не будет - никого не убили, не зашибли. Кто-то даже уныло прячет в карман смартфон, что, видимо, держал включенным в ожидании " горяченького". Что ни говори, а люди везде- люди.

А я снова использую жесты, пару слов о полиции и помощи, делаю страдальческий вид ( вкупе с тем, что мне действительно ещё немного больно, как никак, а этот недосредневековый "водитель кареты" меня сбил) - и вот я уже еду в большой карете к выходу, пригнувшись, и боясь даже выглянуть в окно меж шторками. Самой не верится- неужто, удалось? Мне и страшно- кажется, сейчас карета остановится, дверца откроется- и в проеме покажется суровое лицо Соболева, и почти эйфория захлёстывает - мне удалось, удалось! Даже если я доеду до входа, и там меня поймают- это уже успех. Я попыталась.

Когда мужчина высаживает меня у главного входа, задумчиво глядя мне вслед, я сперва быстрым шагом, а затем бегом направляюсь как можно дальше отсюда. Куда? Неважно, это сейчас второстепенно. Я чувствую, что мне просто физически необходимо быть как можно дальше от него. Только в этом- мое спасение.

One

Святослав:

Я почувствовал, что она сбежала. Можно говорить что угодно - такого не бывает, это бред, я себя накрутил, да просто прошло больше времени- вот я и понял. Нет! Такое ощущение одиночества, тоскливого одиночества охватило, когда я понял- она не вернётся. Наверно, упросила кого-то из персонала. Вот тебе и мое решение побыть хотя бы немного как все- и чем всё обернулось!?

Мы с охраной прочесали все вдоль и поперек, я связался с Соколовым, а тот напряг все связи не только свои ( тут у него их было мало, но и влиятельного нанимателя приплел. Тот, надо сказать, весьма серьезно отнёсся к тому, что моя больная умом жена сбежала. Сказал, что понимает - у самого дочь не раз подобное совершала, да и если бы можно было плохо говорить о тех, кто нас покинул - он мог бы много интересного рассказать о ее матери). Благодаря этому так и оставшемуся для меня неизвестным мужчине мы получили доступ к камерам в парке уже через сорок минут. Но это действительно было как искать иголку в стоге сена. А у ресторана камер было мало и все, как назло, почти не показывали задний двор. Сотрудники охраны парка даже намекнули, что ресторан сам выбрал такое расположение - к успешным объектам бизнеса здесь лояльны, слушают и учитывают их пожелания. Они там что, дурь и оружие толкают, что камеры убрали из зоны разгрузки?

Взбешённый, я вышел на улицу, усевшись в машину. Водитель нервничая, уточнил, куда ехать?

Куда? Мать его, я откуда знаю?! Эта дурочка может быть где угодно. И случиться с ней может что угодно.

– Давай проедемся по близлежащим улицам?- уже произнося вслух, я сообразил, как бессмысленна и бесполезна эта затея, но, все же, лучше чем ничего. Охрану уже вызвал сюда, всю. Парни будут искать её день и ночь.

Homeless

Валерия:

Мои ноги уже отказываются слушаться, ступни просто горят от беготни, а сердце стучит где-то в горле. Нестерпимо хочется пить, но денег нет ни цента. Оглядывая бездомных, которых тут оказалось немалое количество, я даже позволяю себе грешную мысль- а не присоединиться ли? Сесть рядом с корявой табличкой, где написано все то же " I need help"? Технически, я ведь теперь тоже- одна из них. Впрочем, и раньше у меня не было дома- тюрьма. Чужой дом, что превращен для меня в личную тюрьму.

Но от этой мысли я лишь отмахиваюсь - и нечем написать, и не на чем, и не смогу физически, не зная языка, а если обратиться к новоиспеченным коллегам- ещё чего доброго побьют, и будут правы.

Уставшая, измученная, я тяжело опускаюсь на асфальт позади мусорных баков в одном из переулков, переводя дыхание. Так, и что же мне делать дальше? Сейчас, когда первый прилив эйфории спал, стало немного страшно- куда идти? Что делать? Одна, в чужой стране, без копейки или цента денег. Без знания языка.

Идти в какое-то подобие ночлежки? Там, думается, ещё опасней, чем на улицах. В полицию? Да, мысль хорошая, но нужно собраться с силами, решить, что говорить. Просить защиты? А мне ее предоставят? По сути, что я знаю? Какими доказательствами располагаю?

****

Наступает ночь. Ещё немного я слоняюсь по уже почти безлюдным улицам, шарахаясь то от гудков автомобилей, что проезжают мимо, то- от громких криков из-за разборок местных бездомных. Преодолев стыд и брезгливость, в одном кафе быстрого питания я краду со столика большой бумажный стакан с остатками колы внутри, допив их словно манну небесную.

На улице стало холоднее, я зябко кутаюсь в кофту, но согреться не могу. Хочется есть, спать, хотелось в тепло. Слезы стыда и жалости к себе текут по щекам- а каково бездомным переносить это изо дня в день? Когда нам хорошо, мы жалеем лишь себя, по мелочам, даже и не думая об остальных, каково им. Теперь я понимаю, какими подчас надуманными бывают проблемы, когда есть, что есть, где провести ночь.

Мне сигналит мимо проезжающая машина. Остановившись, водитель приспускает окно, окидывая меня мерзким сальным взглядом. И что-то быстро начинает говорить. После, увидев, что я его не понимаю, ещё больше загорается интересом. Вытащив откуда-то сбоку деньги, он начинает помахивать ими в воздухе, кивая на место рядом с собой. И тут до меня, уже измученной и поэтому долго соображающей, доходит, за кого меня приняли. От испуга, смешанного с возмущением, я даже слова сказать не могу ( нет, конечно, здесь и отсутствие знания языка первостепенно )- лишь разворачиваюсь, и бегу вперед, петляя на маленьких улицах, а вслед мне несутся его крики.