Найдя более-менее тихую улочку, где изредка слышался лишь звон посуды или звуки телевизора из окон на верхних этажах, я забиваюсь в самый дальний, самый темный угол. Прислонившись к стене, я пытаюсь отдышаться и расслабиться. Тут же вспоминаю, что сердце может не выдержать такой нагрузки, мне нельзя нервничать. И горький смешок срывается с губ - да у меня теперь вся жизнь похожа на безумный полудетектив- полуфильм ужасов. Попробуй тут не волноваться.

Желудок бунтует, скручиваясь в голодных спазмах, тело ноет, требуя удобной мягкой поверхности, а не холодного асфальта и каменной стены. Глаза слипаются, но уснуть попросту страшно. Я вообще очень боюсь Нью -Йорка. Нет, не того яркого, насыщенного неоновыми вывесками, желтыми такси и морем людей, спешащим по своим делам. Того, что предстает передо мной ночью- грязь, мусор на улицах, множество людей в совершенно невменяемом состоянии, бездомных, что катят тележки с нехитрым скарбом или роются в больших мусорных баках, громко переругиваясь. Страх, что они сейчас выберут объектом для исследования баки в начале переулка, в котором сижу я, не отпускает до самого утра. Я то и дело то погружаюсь в короткий тяжёлый сон, то просыпаюсь в ужасе, стараясь понять, откуда доносятся голоса. Вдруг кто-то уже рядом со мной.

Наутро, едва рассвело, я просыпаюсь от невероятного, насыщенного аромата кофе. Все бы отдала хоть за один глоток - скорее всего, это кафе и другие заведения открываются, начиная готовить для ранних гостей этот поистине божественный напиток.

Сглотнув сухую слюну, встаю на ноги. Нужно идти. Куда? Может, в какой-то фонд обратиться? Жертвам насилия или тем, кто хочет спрятаться от него. Конечно, вероятность, что мне помогут, весьма маленькая- не местная, без дополнительного повода для сочувствия и помощи ( маленького ребенка, например или тяжёлых увечий), с весьма сомнительной историей, вызывающей кучу вопросов. А в полицию обращаться за ночь я передумала- вдруг по всем отделениям я уже прохожу в сводках как буйнопомешанная жена русского богатея? Невольно смешок вырывается из моей груди- когда мы смотрим фильмы или читаем книги, то не верим, с какой лёгкостью при желании можно разрушить жизнь человека. Думаем:" Да почему вот тут героиня не обратилась в полицию? Да что за бред- я бы на месте героя уже бежал в посольство", не разделяя и сотой доли вероятности правдоподобности таких историй. А теперь я вижу это сама, ощущаю. Действительно, обложили со всех сторон. На работу меня никто не возьмёт - я без единого документа, не пойми кто, не пойми, чего умею. Если я сама не помню о себе практически ничего. Отсутствие знания языка ещё как дополнительный барьер.

Почти добрую половину дня я скитаюсь по городу. Серая, незаметная тень в суете людей и автомобилей, мелькавших мимо. Первое время, едва завидев машину полиции, я тут же бросалась в какой-нибудь спасительный переулок. Но потом, увидев, что они, мазнув по мне весьма равнодушными взглядами, отворачиваются, почти перестала пугаться, прогуливаясь едва ли не рядом с ними. В паре кафе, вызвав неприязненные взгляды официантов, я, осмелев, собираю со столов недоенную еду. В одном из кафе пришлось бросить все, едва увидела, что ко мне направляется грозного вида охранник . А за его широкой спиной маячит невольное лицо официанта, позвавшего его.

***

Спустя несколько дней я становлюсь настоящей бездомной. Я уже в курсе, что нахожусь на острове Манхэттен. Знаю, куда можно приходить, чтобы тебя накормили горячей едой. Стою с остальными бездомными в длинной очереди и ожидаю, пока приедет заветный фургончик с питанием и медикаментами. Два раза я уже получала вещи от волонтеров, что объезжали районы, помогая бродягам. К моему удивлению, вещи в большинстве оказались новыми, с бирками. Но на все расспросы или явное желание помочь , я разворачиваюсь и ухожу. Мне страшно. Страшно, что меня найдут. И мой личный кошмар продолжится, окончившись смертью.

Я знаю, что мне нужно что-то делать, понимаю, что каждый день, проводимый мной вот так, на улице, толкает меня вниз. Заставляет опускаться ниже, и ниже... Но словно какой-то внутренний стопор не позволяет мне сделать хоть что-нибудь, чтобы закончить это унылое существование. Здесь, хоть и ужасно, но известно, что будет дальше. Каждый день- бесцельно слоняться по городу, выискивать пищу и присматривать новое место для ночлега, особенно отмечая, не занято ли оно уже кем-либо из других бездомных. Я даже смогла подружиться ( если просто жесты, кивки и улыбки при встрече можно назвать дружбой) с другой бездомной, женщиной лет сорока. Сарой. Она пару раз занимала для меня место в очереди за едой, во все горло крича ' come here! Come here, girl!', едва завидев меня, плетующуюся к фургончику в конце очереди. Мы не спрашивали ничего друг у друга не только в силу отсутствия понимания - здесь это было не принято, скорее всего. Да и истории как тот или иной человек оказался на улице , хоть и были разными, но неизменно печальными. Вряд ли кому-то захочется вспоминать их вновь, мучая себя.

Получив от волонтеров самое ценное, что может быть, темный маркер, я нахожу пару картонок подходящего размера, переписываю у одного из бродяг содержимое его картонки, и в первый же день неплохо зарабатываю. Притом, большинство людей усмехаются , читая написанное. Скорее всего, я ошиблась в роде, написав от имени мужчины, или же он сам написал нечто смешное, а я скопировала. Так или иначе, но иногда выходя на улицу, где не было других попрошаек, на каких-то полчаса, я получала приличные суммы. Смешно, но оказалось, что их не хватает даже на день аренды жилья, отеля. Правда, местные дешевые отели ( вернее, их сотрудники) охотно пускали на пару часов помыться и переодеться, оценивая благонадёжность бездомного на вид. Не напьется ли, не уснет пьяным или не разнесет номер. Благо, нас с Сарой пускали без вопросов. Один служащий даже сально предложил мне нечто большее в обмен на комнату, задержав взгляд на моем заду, но Сара что-то быстро сказала ему, и парень едва ли не брезгливо отстранился.

Однажды, увидев, как я задумчиво кручу в руках упаковку краски, купленную в ближайшем супермаркете, Сара кивает с пониманием. В этот день она отводит меня " в гости"- я была удивлена, если не сказать, шокирована, увидев, что мы приходим на заброшенную линию метро. Там живет целая семья! Отец, мать и совсем ещё младенец. Малыш, лёжа, как ни странно, в весьма чистых свежих пеленках, посапывает . Он словно яркое пятно света, чистоты режеь глаз в полутьме подземелья, среди гор старого белья и хлама. Смешно, но мы приходим не с пустыми руками- до этого отстояв очередь у одной из благотворительных организаций, мы принесли продукты и немного теплых вещей. Ночами бывает довольно-таки холодно.

Сара, видя мое шокированное лицо, жестами объясняет мне, что правительство ( жест " наверх" и жест " потереть два пальца, будто деньги считаешь") даст им деньги ( Сара обводит рукой семью, а затем делает тот же жест про деньги) , чтобы они смогли арендовать ( тут сомнений не было, не купить ведь ) жилье ( она рисует в воздухе дом с треугольной крышей, словно на детском рисунке). Я киваю , расплакавшись от облегчения. Так жалко маленького бездомного. А когда его мама, куда-то собравшись отойти с Сарой, почти пихает мне маленькой сопящий свёрток на руки, жестами показывая, что отойдет на пару минут, я замираю в нерешительности. Меня переполняет страх, что сейчас они уйдут навсегда, не вернутся- не знаю, откуда такая глупость только взбрела мне в голову. Несмотря на то, что Кристин ( так звали женщину) с мужем были бездомными, но они не производят впечатления совсем опустившихся людей. Опять же, стоит отметить, среди скудного угощения, которым нас потчуют , нет ни капли алкоголя. Оба они также трезвы, а детские вещи Кристин хранятся в паре небольших аккуратных коробочек, стоящих на самом верху старого шкафа, что откуда-то принес ее муж. Верно, чтобы крысы не добрались. Впрочем, даже думать, что малыш спит там, где снуют эти хвостатые, страшно.