Хорошо известно, что первые датированные записи были сделаны еще в эпоху Шан (начиная примерно с XV в. до н. э.) жрецами аньянского оракула. Регулярно составлявшиеся ими полные гадательные тексты [174] включали наряду с упоминанием предмета гадания и ответа на заданный вопрос также результативную часть, содержавшую сведения о том, как проявились сделанные жрецом предсказания.

В XII в. до н. э. составители гадательных текстов начинают применять в некоторых случаях точную хронологическую фиксацию гаданий и связанных с ними событий по годам правления шанских ванов [175] .

К этому же периоду относятся надписи на костях, лишенные гадательных формул. Они носят чисто «светский» характер и обычно представляют собой весьма краткие рассказы о деяниях вана [176] . Очевидно, в подобных случаях шанский писец использовал готовую форму результативной части гадательного текста. На это, в частности, указывает способ датировки этих сообщений.

Интересно отметить, что некоторые современные исследователи видят в такого рода надписях не результат случайно возникшей потребности сохранить память о каком-либо событии, а свидетельство зарождения в конце Шан практики регулярного составления придворными писцами вана текстов историко-документального характера [177] . Это, по-видимому, соответствует действительности, ибо эпиграфические материалы, относящиеся к периоду, непосредственно следовавшему за падением государства Шан и установлением власти династии Чжоу, открывают картину необычайного роста общественно-политического значения документальных и исторических записей. Тексты, покрывающие поверхность сотен западночжоуских бронзовых ритуальных сосудов, содержат сведения о передаче территорий в управление представителям знати, о многообразных методах вознаграждения за службу, о походах против соседних «варварских» племен и захваченной при этом добыче, о границах между территориями, подвластными различным чжоуским кланам, и т. д. Бронза в этих случаях играла роль «вечного» материала, который должен был сохранить документ в течение многих поколений.

О том внимании, которое в период Западного Чжоу уделялось официальным документам, свидетельствует наличие при ванском дворе специальных архивов для их хранения [178] . (Интересно, что четыре наиболее ранних из числа западночжоуских документов на бронзовых сосудах еще сохраняют некоторые внешние особенности шанских надписей: датировочная формула помещена в них в конце текста. Позже дату стали проставлять в начале текста [179] . В дальнейшем эта особенность сохраняется на протяжении столетий, она становится характерной не только для документов, выданных от имени чжоуского вана, но и от имени многочисленных местных правителей VIII-III вв. до н. э., ее переносят в свои труды составители хроник).

На вопрос, в чьем ведении находились функции, связанные с составлением документальных и исторических записей (наблюдение за календарем и определение, на каком году правления, в каком месяце и в какой день свершилось событие, хранение государственных архивов, точное фиксирование фактов), отвечают свидетельства нарративных источников, относящиеся уже к восточночжоускому периоду, когда в древнем Китае произошло заметное ослабление политической власти чжоуских ванов, сопровождавшееся ростом самостоятельности местных правителей. Современными исследователями было установлено, что составление календаря, включавшего программу государственных богослужений, входило в обязанности ши, особой коллегии чиновников-жрецов [180] . Известно, что им принадлежал также высший надзор за государственными культами: при священнодействиях и церемониях они выступали как жрецы и священнослужители, они же гадали по костям животных и были астрологами [181] .

Меньше внимания исследователи обращали на ту сторону деятельности представителей коллегии ши, которая с современной точки зрения носила чисто «светский» характер. Однако свидетельства источников и здесь достаточно выразительны. Начнем с наиболее ранних. В речи чжоуского Цзин-вана [182] , приведенной в «Цзо чжуане», содержится следующий рассказ о том, каково было происхождение клановых прозваний нескольких ши, живших в царстве Цзинь в VIII в. до н. э.: «Сунь Бо-янь ведал в Цзинь законами (дянь) и списками (цзи), участвовал в делах управления [страной], поэтому ему дали родовое прозвище Цзи. Когда два сына Синь-ю [183] , [происходившие из рода] Дун, прибыли в Цзинь, там появились [новые] ши, носившие фамилию Дун» [184] . В этом отрывке цзиньский ши Сунь Бо-янь выступает как хранитель архива, причем тот факт, что он активно участвовал в политической жизни страны, недвусмысленно указывает на то, что находившийся в его ведении архив был государственным, а не религиозным. Есть другие свидетельства, характеризующие представителей коллегии ши как чиновников, ведавших государственными документами. Так, согласно «Цзо чжуаню», чжоускому нэй ши Шу Син-фу было поручено участвовать в акте вручения указа вана цзиньскому государю (вторая половина VII в. до н. э.) [185] . В том же источнике сообщается, что некий цзиньский вай ши по просьбе одного из сановников дал справку о содержании начальных статей официальных договоров между правителем и главами сильных родов (середина VI в. до н. э.) [186] .

Согласно «Планам Сражающихся царств», в Чжао имелась должность юй ши, на обязанности которого лежал прием дипломатических посланий, направлявшихся чжаоскому вану [187] . Как показывает история с луским да ши по имени Кэ (конец VII в. до н. э.), ши, выступая в сложных случаях, возникавших в ходе государственной жизни, в качестве советников, не только знакомили сановников с документальными записями, но и подыскивали подходящие к данной ситуации поучительные примеры как из недавнего прошлого своей страны, так и из общечжоуских исторических преданий и генеалогических легенд [188] .

Последнее обстоятельство перекликается с сообщениями источников о том, что некоторые представители коллегии ши исполняли функции хронистов. Так, в «Основных записях царств Цинь» Сыма Цяня под 763 г. до н. э. сказано: «Впервые учредили [должность] ши, чтобы записывать события» [189] . Имеются аналогичные сообщения, относящиеся к периоду Чжаньго: «[Чжаоский ван] встретился с циньским ваном в Мяньчи. Выпив вина и захмелев, циньский ван сказал: "Я слыхал, что ты, чжаоский ван, хороший музыкант. Прошу тебя, сыграй на гуслях". Когда чжаоский ван коснулся струн, циньский юй ши вышел вперед и записал: "В такой-то год, в таком-то месяце, в такой-то день циньский ван и чжаоский ван пировали во время встречи и [циньский ван] приказал чжаоскому вану сыграть на гуслях"» [190] . Сведения о чжаньгоских юй ши были обобщены Ду Ю (735-812), который писал: «В период Чжаньго тоже имелись юй ши. На встрече Цинь и Чжао в Мяньчи каждая из сторон повелела [им] записывать свои поступки. Еще [известно, что] Шуньюй Кунь говорил цискому вану: "Когда юй ши выходят вперед, они выполняют обязанности регистраторов фактов"» [191] .

Таким образом, среди многочисленных обязанностей членов коллегии ши выделяется весьма выразительный комплекс, имеющий непосредственное отношение к зарождению и развитию древнекитайской историографии: наблюдение за временем, выполнение функций архивариусов, регистрация фактов. Действительно, в позднечжоуских нарративных источниках имеются ссылки на несохранившиеся сочинения хроникального характера, которые назывались ши цзи (записи ши). В «Люй ши чуньцю» сказано: «Цзы Ся по дороге в [царство] Цзинь оказался проездом в [царстве] Вэй. Был там [один человек], который прочел [одну фразу] в ши цзи [следующим образом]: "Цзиньское войско, как три свиньи, переправилось через Хуанхэ". Цзы Ся сказал: "Это неверно. Здесь говорится, что [событие произошло] в день "ихай". Известно, что иероглиф "и" походит на "сань" (три), а "ши" (свинья) напоминает "хай"» [192] . Упоминает записи ши и Сыма Цянь: «Кун-цзы читал ши цзи. Дойдя до того места, где говорилось о восстановлении [владения] Чэнь [царством] Чу, он воскликнул: "Сколь мудр чуский Чжуан-ван"» [193] . Эти сообщения с несомненностью свидетельствуют, что к V в. до н. э. из отдельных хроникальных записей были уже составлены сводные тексты.