— Жалеешь о том, что не ушла наутро после того, как мы перепихнулись впервые? — спросил он.

— Какой же ты козел, первые боги тебя подери.

— Если бы я был козлом, то оставил бы тебя здесь и уже назавтра забыл бы твое лицо.

— Я очень жалею о том, что не ушла наутро после того, как мы перепихнулись впервые. Я очень жалею о том, что подошла к тебе тогда в кафе. И о том, что согласилась с тобой поужинать. Но толку? Прошлого не воротишь.

Халиф рассмеялся и уже в который раз поморщился от боли в щеке.

— Ты бы подружилась с Эолантой. Ты в ее вкусе. У нее была куча приятельниц, но в близкие подруги она всегда выбирала последних сучек. Таких, которые за одно неверное слово могут любому отхватить язык.

— Значит, я — последняя сучка?

— Неплохая пара для мудака с красивой мордашкой, что скажешь?

— Я говорила это не для того, чтобы тебя обидеть. Это правда, в конце-то концов. Ты мудак, и мордашка у тебя красивая. — Она насмешливо подняла брови. — Вновь станет таковой, когда пройдет синяк.

— Когда мы встретимся в следующий раз, его уже не будет.

— Если встретимся.

Ливий отложил мешок, лед в котором почти растаял, и взял Тару за руки.

— Я вернусь, — сказал он. — Я отымею всех сукиных детей, которые наводили в моем городе свои порядки, куплю бутылку самого дорого шампанского и приеду к тебе. Мы будем трахаться целую вечность и между делом выпивать бокальчик-другой. Если, конечно, у нас останутся на это силы.

— Ты прирожденный романтик, сама изысканность. А трахаться мы будем только вдвоем? Или Гвендолен к нам присоединится?

— Если захочешь. Можете даже начать без меня. Заодно и познакомитесь поближе. Ты идешь собирать вещи?

Эльфийка моргнула, пытаясь удержать навернувшиеся на глаза слезы, крепче сжала руки Халифа и поднесла их к лицу.

— Ты очень красивый. Даже с синяком.

— Спасибо за комплимент, миледи.

— Помнишь, тогда, за обедом, я сказала, что ты мне очень нравишься. И я не лгала. Я не знаю, что я чувствую к тебе, но я не испытывала такого ни с одним мужчиной. Мне будет больно, если с тобой что-нибудь случится. Я хочу плакать, провожая тебя в Треверберг, а не на твоих похоронах.

— Так почему ты плачешь уже сейчас? В Треверберг я еще не уехал, и на кладбище в ближайшие лет сто не собираюсь. — Ливий вытер слезы с ее щек. — Я вернусь. А свое слово я всегда держу. Пообещай мне кое-что, Тара.

— Не вырывать волосы Гвендолен и не ссориться с ней из-за тебя? — слабо улыбнулась эльфийка.

— Когда я уеду в Треверберг, ты тоже отсюда уедешь. Как можно дальше. Например, в Штаты. И начнешь все с чистого листа. Новое имя, новая жизнь, новая работа. Ты больше никогда не будешь торговать своим телом и не приблизишься к криминальному миру. Ты найдешь мужчину, который не ищет приключений, не грабит банки, не торгует наркотиками и людьми. Мужчину, который будет уважать тебя и любить больше жизни. — Халиф погладил ее по щеке, наклонился к губам и поцеловал. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Тара. Ты не заслуживаешь всего этого. Ночных посиделок в кафе Хадиджи в ожидании клиентов, грязных денег, поиска богатых покровителей. Ты до сих пор умеешь любить и не боишься своих чувств. А поэтому ты должна уйти отсюда как можно скорее. Иначе этот мир убьет тебя. Твое сердце превратится в камень, а чувства навсегда уснут во тьме. Мы могли бы остаться вместе, но рано или поздно я увел бы тебя в эту тьму. И ты пошла бы за мной. Как и Эоланта, если бы все не закончилось иначе. Я не создан для этого. Стоит мне прикоснуться к чему-то доброму, чистому и светлому — и я все разрушаю.

Тара тихо вздохнула и прикрыла глаза.

— Ты мог бы поехать со мной. И тоже открыть чистый лист.

— Я пробовал. Много раз. Нормальная жизнь для меня слишком скучна. Она скучна для каждого, кто хотя бы однажды попробовал на вкус другую жизнь. Я сделал свой выбор и повернул на своем личном перекрестке туда, куда должен был повернуть. Я до чертиков боюсь того дня, когда мной овладеют скука и безнадежность, когда я пойму, что мне больше не к чему стремиться, и буду с завистью смотреть на тех, кто совершает очередное безумство, проверяя мир на прочность. Остается лишь надеяться, что я умру прежде, чем это произойдет. Я готов умереть от пули из храмового серебра, от удара ножа, даже если этот нож будет держать рука лучшего друга. — Он помолчал, прислушиваясь к своим мыслям. — Но до этого еще далеко.

— Надеюсь. — Эльфийка осторожно погладила его по щеке. — Возьми с кухни новую порцию льда, иначе завтра твоя мордашка уже не будет такой красивой.

— Как скажете, миледи. Собирайте вещи. Северин ждет.

***

Островок изысканного разврата мадам Брике Тара навещала в последний раз не так уж давно, но знакомую гостиную признала не сразу. Чересчур кричащий бордельный шик сменился элегантным лаконичным стилем. Качественная мебель в идеально подобранной цветовой гамме, простые на вид, но явно дорогие ковры. Вместо обоев с золотым тиснением — ровный слой бежевой краски и деревянные панели. Вместо безвкусных гравюр — изящные романтичные полотна в пастельных тонах. Здесь даже пахло иначе. Прежним остался только белый рояль. Сейчас на нем никто не играл: вечер был в самом разгаре, и девушки либо общались с гостями, либо сидели маленькими группами на шелковых подушках и ужинали.

— Ни за что бы не сказала, что это бордель, — нарушила молчание Руна.

— Не люблю это слово, — поморщилась встретившая гостей Брике. Таре показалось, что она похудела, но не утратила ни капли своего очарования. Платье из лазурного кружева сидело на хозяйке идеально, золотое колье с россыпью топазов сверкало в ярком свете ламп, слегка отросшие волосы лежали на обнаженных плечах. Она оставляла впечатление мягкой, почти изнеженной особы, далекой от мужского мира денег и бизнеса. Кто бы мог подумать, что эта женщина не один год конфликтовала с Фуадом Талебом и его прихвостнями, отстаивая свои права. — Я называю это уютное гнездышко островком изысканного разврата. — Она глянула на Руну. — Забавно, но вы совсем не похожи на брата, миледи. И на фотографиях выглядите иначе.