Шрифт:
А вот родители.
Папа ещё куда не шло, но мама, никак не может мне простить, того что я ушла из семьи. Для неё Виктор образец мужественности, и порядочности, и то, что я предпочла ему какого-то нерусского бандита, так она выразилась в последнем нашем разговоре о Руслане, когда я позвонила узнать как у неё дела. А по факту, сама хотела пожаловаться, на то, что стала сильно уставать, что плохо сплю, и что в душе у меня поселилась постоянная тревога, но пожаловаться не получилось, получилось выслушать очередную мораль.
И хоть Руслан, жив и теперь относительно здоров, во мне теперь постоянно живёт страх его потерять. Вот потому что, только что он был рядом, а в следующее мгновение, лежит бездыханной куклой на асфальте, и я ничего не могу сделать.
Ничего.
Он злится на меня, считает, что я отношусь к нему, как к слабому. А я просто боюсь за него. И страх этот настолько укоренился во мне, что если он теперь задерживается на работе, а делает он это постоянно, потому что работает как оголтелый, после полуторамесячного больничного, во мне нарастет паника, что с ним опять что-то произошло. Ведь не полиция, не его люди так и не нашли тех, кто посреди дня, напали на него. Они как в воду канули.
И я не хочу, но вымещаю весь этот негатив на нём. Ругаю его, пытаюсь донести свои страхи, а он только отмахивается, и говорит, что всё обошлось. Конечно, ему легко говорить, ведь это не на его глазах, его саданули битой, и не он наблюдал, как кровь льётся по асфальту, и глаза его тухнут. Не он сходил с ума у его больничной койки, когда не известно было, придет он в себя или нет.
Но Руслан, непреклонен, не разрешает даже взглядом его жалеть. И я не спорю, он быстро пошёл на поправку, восстановился, хотя чего я только не начиталась, о последствиях черепно-мозговой травмы. Но всё это не отменят того, что я боюсь за него. Он всё время пеняет мне на то, что я должна позаботиться о себе, что мне нельзя волноваться, тем более, что уже и повода нет.
Всем этим, конечно же, хочется поделиться с близким человеком, хотя бы ради того, чтобы тебе посочувствовали. Но некому.
Милане?
Она мала, и сама тогда напугалась до чёртиков, и ещё неизвестно, как у неё пройдёт это?
Маре?
Она самая близкая мне подруга. Но почем-то не хватает у меня сил, позвонить и выложить ей всё это.
Руслану?
Он не слышит меня. Оборачивает всё наоборот, переводит на меня.
Остаётся мама.
Но ей, к сожалению важнее, указать на мои ошибки, по её мнению, лишний раз напомнить про непорочность Вика, самого прекрасного по её мнению мужчины. И каждый раз надо упрекнуть меня, что я променяла семейное счастье, на не пойми на что.
Поэтому папу я решаю поздравить по телефону.
Он в свою очередь, интересуется моим здоровьем, и, конечно же, здоровьем Руслана, потому что все в курсе, произошедшего.
— Он уже работает вовсю. Там у него несколько сделок сорвалось, вот наверстывает упущенное, — удручённо говорю папе на вопрос о здоровье Руслана.
— Это хорошо, — отвечает папа, — мужик должен работать.
— Пап, ему на минуточку, разбили голову. И прошло-то всего ничего. Может, стоит поберечь себя?
— Вика, я надеюсь, ты ему всего этого не говоришь!
— Почему это?
— Потому что мужчине, ну если он конечно нормальный и адекватный, и старше шести лет, неприятно, когда его жалеет женщина.
— Пап, ну это же не беспочвенно…
— Разницы нет, Вика. Вот если ему нравиться твоё сюсюканье, тогда беда.
— Ага, нравиться, — фыркаю я, — он уже не знает, куда от меня сбежать.
— Ну, так и отстань от него, дочь. Если ему понадобиться, он сам обратится за помощью.
Я поджала губы. Мне определённо не нравился этот план.
— И вообще, знаешь что, давайте сегодня вечером, подъезжайте к нам. Посидим, поговорим.
— Что? — удивилась я.
— Ну а что, надо налаживать отношения.
— Пап, — не верила я своим ушам.
— Вика, я, как и мама не в восторге от твоего выбора, но в отличие от мамы признаю, что он твой, и не претендую на ответственность за него, — проговорил папа.
И я тут же представила, как он сжимает пальцами переносицу. Он всегда так делает, когда говорит, по его мнению, понятные вещи.
— А мама?
— А что мама? Это мой день рождения. Приглашаю, кого хочу.
— Я не знаю… — замялась я.
— Подумай, если соберетесь, то к шести приезжайте, подарок можете не дарить, — говорит отец и кладёт трубку.
У меня уходит полчаса на осмысление полученной информации. И первым порывом, конечно же, не ехать. Представляю кислое лицо мамы, и ничего не хочется. А с другой стороны, надо же когда-то начинать. Скоро родиться Тимур, и что, оставлять его без единственных бабушки и дедушки. Надо хотя бы постараться.