— Вы уверены?

— А вы разве не чувствуете, кроме всего прочего, всепоглощающую ненависть, что бьет оттуда? Ненависть ко всему, что живет по своим законам, что еще не перемолото, не искажено, — произнесла Тайри, исследуя даль при помощи заклинания "зоркого глаза". Чары действовали плохо, сильно приблизить предметы не удавалось. Мысль посмотреть вокруг так, как смотрят целители, когда обследуют своих пациентов, почему-то показалась правильной. Увиденное заставило ученицу ваюмна содрогнуться.

— Знаете, мастер, на что похожа эта пакость за скалами? Если меня не обманывает магическое зрение — на опухоль, пожирающую больного. Она очень агрессивна, она силится расти и захватывать новые ткани, но кто-то сумел запереть её в неких пределах, видимо, не успев вовремя уничтожить, пока эта дрянь была маленькой. И я впервые вижу, чтобы так странно выглядели барьерные чары. Они будто бы чем-то сродни тому, что внутри них.

— Хотите сказать, что целители никогда не лечили подобное подобным? — Появившийся, как водится, внезапно, синий дракон, был мрачен и взъерошен.

— Лечили, Скайяр, — кивнула Тайри. Как же она была рада его видеть! Это место здорово пугало, и поддержка стала совсем нелишней. — Только вот как же надо вывернуть наизнанку собственную суть, чтобы уподобиться…

— Моя леди, вы уверены, что хотите знать, как? — Голос дракона потерял все свои краски, стал таким же безжизненным, как и все вокруг. — Надо всего лишь заставить себя умереть. Медленно, болезненно, страшно, осознавая каждый шаг, приближающий тебя к небытию. Если ты — существо, созданное из Пламени Первозданного, если твоя суть — сама жизнь, а цель — благополучие твоего мира, если ты идешь против собственных правил, у тебя получится удержать смерть смертью.

— Здесь умер один из вас… — прошептал, осознав сказанное, мастер Гайдиар.

— Почти так. Когда Это проросло здесь, самый старший из Князей-Хранителей закрыл мир собой. А его подруга осталась, чтобы поддерживать созданный им барьер. Если бы не она — кто знает, что стало бы с островом и его жителями. Эта зараза из тех, что всё разъедает и везде проникает.

— Но она же…

— Глита из тех, кто вложил в наш мир не просто силу — часть самого себя. Могла ли она поступить по-другому?

— Как же она выдержала? Он ведь умирал у нее на глазах, и ничего нельзя было сделать… — Тайри стало жутко, когда она представила это. Быть рядом и не иметь возможности хоть как-то облегчить страдания любимого существа… Да лучше уж самой оказаться на его месте!

— Не представляю, моя леди. Даже в моей голове это не укладывается. Знаю только, что Хранитель запретил ей вмешиваться. Наверное, часть ее так и умерла вместе с ним. Такие, как Глита, бессмертны, пока свободны. А их с Хранителем сначала связывала любовь, потом смерть. Теперь ее держит здесь слово, данное ему, и долг перед сотворенным миром. Она уязвима и слабеет с каждым годом. А то, что там… — Скай махнул рукой в сторону торчащих на горизонте "зубов". — только растет и крепнет.

— Нам нужно пройти к этим скалам, — вывел всех из задумчивости наставник.

Ученица печально посмотрела на дракона, потом, с тревогой и нежностью — на своего мастера, сказала твердо:

— Я пойду одна. Вам незачем туда соваться.

— Тайри, вы в своем уме? Если с вами что-нибудь случится… — ваюмн хотел сказать, что не переживет этого, а если, попущением Создателевым, сохранит жизнь, то ни за что себе не простит, но не успел. Юная леди уже проложила Короткий переход к нужной точке.

— Вы очень хорошо ее научили, мастер, — с уважением сказал Скайяр, — а решительность и безрассудство, сами знаете, у нее наследственные. Идите, я удержу Переход до вашего возвращения.

Ваюмн благодарно взглянул на дракона и шагнул следом за своей ученицей.

За скалами не было ничего — то есть, ничего необыкновенного. Обычный человек увидел бы только груды серого каменного крошева, будто стекающиеся к невидимой воронке, и все те же причудливые скалы, ограничивающие некое пространство. Насторожить мог, разве что, слишком темный цвет неба между ними: грозовой синий, а не выцветший голубой, как над головой. Маги, умеющие смотреть иначе, увидели бы над землей призрачный "пузырь", цепляющийся за камни и землю разной толщины "пуповинами". На "пузырь" долго смотреть было невозможно. Он отвратительно содрогался, вспучивался буграми, тёк, меняя одно отвратительное обличье на другое, и ни про какое нельзя было сказать, что оно истинное. «Пуповины» судорожно подергивались, пытаясь подобраться как можно ближе к границе, обозначенной "клыками", но, будто обжигаясь, убирались обратно. Собственно, скалы, похожие на зубы, тоже не были тем, чем казались. Свернувшись кольцом вокруг отвратительного чудовища, удерживая на месте огромное магическое "зеркало", обращенное внутрь, к "пузырю" и уходящее высоко в небо и глубоко под землю, поймав зубами хвост, лежал огромный дивный серебристо-голубой дракон. Даже в смерти он был прекрасен и величествен. Дракон умер много веков назад, но магия его жила. К несчастью, жила и тварь, ею запертая.

Тайри взглянула в магическое зеркало и содрогнулась от омерзения. Наверное, это и был истинный облик твари: на десятках тонких, с многочисленными сочленениями, ног, покрытых сочащимися тьмой шипами, над землей возвышалось черное вытянутое тело, опоясанное двумя рядами вполне осмысленных злобных буркал. Больше всего чудовище напоминало паука, хотя, конечно, чем пауки-то провинились, даже ядовитый пустынный прыгун никогда не был столь омерзителен.

— О Творец, как же ты допустил такое, — едва слышно проговорил мастер Гайдиар. Его ученица оглянулась, укоризненно покачала головой.