Шрифт:
— Ладно, ладно, — отвечал Спиридонов, приоткрывая калитку. — Проходите, товарищи.
«Волк те товарищ», — хотел сказать Гриня, но удержался через великую силу, разумно рассудив, что сейчас не время разбираться, кто есть кто.
Будет утро, он еще скажет, все выскажет этому...
— А ты, дед, метись-ка скоренько домой да хоронись получше.
— Эх, якори его, — крякнул старик недовольно. — Где ж твоя Советска власть, председатель? Что за жизнь вы нам придумали? А?
— Беги, беги, дед Петро. После, после.
— «После, после», — передразнил старик, — встренемся на погосте. Мужиков-то перебили, остались старики да бабы, вот с ними и воюете. Эх!
Кашин думал, что Спиридонов поведет их куда-то прятаться — в погреб ли, в сарай ли, — но он пригласил их прямо в избу. Именно это не на шутку встревожило Гриню с Савой. Насторожило.
Не в западню ли их тащат?
7. В хоронушке
В избе было совсем темно, лишь серели пятна окон.
— Привел? — спросил из темноты женский голос.
— Привел, — ответил Спиридонов и тут же позвал вошедших: — Проходите к столу, товарищи, там как-никак в окна все ж видно. А сундучок ваш можете здесь у двери поставить.
— Нельзя, — отозвался холодно Гриня. — В нем наиважнейшие документы государственного значения.
— Ах, если государственного значения, — повторил Спиридонов с едва уловимым оттенком иронии, — то тогда, конечно, надо в передний угол. Мать, покажи-ка там место у тебя в куте, под лавкой.
— А надежней места нет, что ли?
— Нет, — отрезал сухо Спиридонов.
Гриня не на шутку встревожился. «Вот это влипли, — думал он. — Выдаст этот субчик нас тепленьких, вместе с сундучком преподнесет банде на блюдечке».
Когда освободились от ноши, поймал в темноте руку Зорина, пожал несколько раз, не уверенный, что товарищ понял его, выдохнул у самого уха:
— Ну-у, Сава-а-а...
Сава ответил крепким пожатием и, скользнув рукой за спиной Грини, пошевелил ему кобуру.
«Ай, умница, — обрадовался Гриня, — все понял».
Но тут же Кашин вспомнил: «Кобура пустая». И горько пожалел, что тогда в губисполкоме не настоял на своем: «Они должны, они обязаны были нас вооружить».
На улице уже совсем стемнело, хаты на противоположной стороне улицы едва угадывались.
— У вас есть оружие? — неожиданно спросил Спиридонов.
«Ишь ты, гад», — вздрогнул от такого нахальства Кашин, а вслух ответил, стараясь придать твердость голосу:
— Есть... Наган.
— Не вздумайте стрелять, — предупредил Спиридонов и добавил, подумав: — Без моего разрешения.
«Как же, стал бы я ждать твоего разрешения, — усмехнулся про себя Гриня, — будь у меня действительно наган. Я б тебя, гада, в первый черед уложил». И сказал скрепя сердце:
— Хорошо.
Но опять подумал встревоженно: «Чего уж тут хорошего. Влипли мы с Савой, ой, влипли».
От печи послышался голос жены Спиридонова:
— Может, не приедут. Может, сбрехали на деревне.
В это время где-то в конце села хлопнул выстрел.
— Кажись, пожаловали, — сказал Спиридонов и, как почудилось Грине, даже с облегчением.
Председатель прильнул к самому окну и задышал шумно и глубоко. «Волнуется гад, — отметил Гриня и стал лихорадочно придумывать выход из положения. — Хоть бы что-то тяжелое в руку! Трахнуть бы этого по башке для начала».
Кашин осторожно провел по столу рукой, надеясь ухватить с него что-нибудь тяжеленькое. Но стол был чист и даже выскоблен.
— О-о, явились голуби, — негромко сказал Спиридонов.
Кашин и Зорин уставились на улицу. Там маячила группа конников, несколько теней, отделившись, быстро направились ко двору Спиридонова.
— Ну, мать, — отпрянул от окна Спиридонов, — кажись, наш змееныш. Хорони нас.
— Скорее в хоронушку, — негромко ответила женщина.
— Товарищи, сюда, — приказал Спиридонов, взяв за плечи Гриню и пытаясь пригнуть его.
Грине почудилось в этом движении бог знает что. Он дернулся, вскрикнул с угрозой:
— Не трожь! А то...
— Дура-а-а, — зашипел Спиридонов. — Жить надоело?!
Он крепко схватил Гриню, как щенка, за шею и пригнул быстро и сильно едва не до полу.