— Да как-то непривычно, Гриня. Все-таки эвон какие каблуки высокие.

— Ерунда. Каблуки спилить можно.

Но пройдясь туда-сюда по комнате, Гриня решил, что каблуки лучше и не спиливать. Они добавляли ему росту, а это, как он считал, немало значило для человека с мандатом губкома.

Гриня внимательно осмотрел свою обновку, пожалел, что шнуровка спереди, а не сзади (а то бы ботинки здорово смахивали на настоящие сапоги). И наконец, топнув как следует об пол, словно проверял крепость досок, сказал:

— Все. Можно ехать.

Возчиком их оказался парнишка лет пятнадцати, с уважением и благоговением смотревший в рот новоиспеченным учителям, да еще и уполномоченным губкома. Гриня сразу дал понять, кто здесь начальник, когда, садясь в телегу, небрежно передвинул за спину кобуру нагана.

Кобура сделала свое дело: возчик понял, что везет настоящее начальство, которое будет ему не только приказывать, но если надо, то и защитить сможет. Где было знать ему, что кобура у начальника пустая...

Гриня никак не мог смириться с мыслью, что ехать придется им без оружия. Нет, он ни в кого стрелять не думал, или, упаси бог, пугать кого-нибудь. Нет. Просто ему страстно хотелось выглядеть внушительным, он пуще смерти боялся, чтоб их не приняли за мальчишек. Поэтому, проснувшись ночью перед отъездом, вспомнил Гриня, что где-то в кладовке валялась старая отцовская кобура.

Осторожно вылез из-под одеяла, чтобы не разбудить сопевшего у стенки Саву. На цыпочках прокрался в кухню, нашел там в темноте огарок свечи и только взял коробок спичек, как на печи зашевелилась мать:

— Кто там? — спросила полусонно.

— Это я, мама.

— Чего не спишь?

— Мне в кладовку надо, — прошептал Гриня. — Ты спи.

— Чего тебе ночью-то там делать? Дня не будет?

— Уезжаем рано. Могу забыть. Мне там одну штуку отцову надо найти.

— А каку штуку-то?

— Спи ты, господи, — начал сердиться Гриня. — Везде-то тебе все знать надо.

— Вот те раз. Я же хозяйка.

— Хозяйка, хозяйка, — поспешил Гриня успокоить мать. — Только спи.

Он ощупью пробрался в крохотную кладовку и лишь там зажег свечу. Кобуру, смятую и позеленевшую от сырости, Гриня нашел в куче хлама за бочкой из-под извести. Тут же схватив какую-то тряпку, он тщательно оттер грязь и плесень. Потом эту же тряпку затолкал в кобуру, туго забил, и, когда застегнул, то кобура оказалась такой раздутой, словно в ней и впрямь был наган.

Утром Сава одобрил идею друга, пообещав ни под каким видом никому не раскрывать его маленькую хитрость.

— Глядишь, еще и бандит испугается, как кобуру-то заметит, — сказал он.

— Вот именно, — согласился Гриня, хотя в душе крепко сомневался насчет этого. Кобура ему нужна была только для представительства, для фасону. Уже одно то, что на возчика-мальчишку она произвела впечатление, убедило Гриню в правильности его решения.

Конь хоть был и худой, но резвый, все время бежал рысцой, возчику и не надо было подгонять его. Дорога подсохла, мягко пружинила, а кое-где на взгорках начала уже и пылить. Зеленое разнотравье придорожья пестрело алой россыпью весенних тюльпанов.

В синем, почти безоблачном небе неустанно и радостно журчали жаворонки. В степи было так хорошо, что даже не хотелось разговаривать.

Сава сидел, свесив ноги с телеги, Гриня, глядя в небо, лежал на сене и грыз соломинку. Колеса негромко поскрипывали, навевая умиротворение и покой.

— Ты гля! — закричал вдруг возчик. — Скорей вынай наган, начальник.

— Что такое? В чем дело? — вскочил встревоженно Гриня.

Впереди, недалеко от дороги, стоял в траве столбиком заяц и, навострив уши, внимательно смотрел на приближающуюся телегу.

— Скорей вынай, — торопил Гриню парнишка. — Это ж нам на обед какое варево станет! Скорее!

Грине «вынать» было нечего, но он и глазом не сморгнул.

— Дурак ты, братец. Кто ж на зайцев боевые патроны тратит. Было б ружье, куда ни шло.

А заяц, как нарочно, и не думал бежать, будто знал, что на возу всего оружия — кобура с тряпкой.

— И-эх! — с сожалением выдохнул парнишка и, вдруг обозлившись, привстал и швырнул в нахального зайца кнут. — Т-тварь косая!

И хотя кнут до зайца не долетел, тот не спеша поскакал от дороги, показывая из травы, словно кукиш, свой белесый хвост. Зато конь принял этот замах кнутом на свой счет и наддал ходу.

— Тпр-р-р, дурак, — натянул вожжи парнишка и кое-как остановил его. Спрыгнув с воза, он побежал назад за кнутом.

В Старый Кум въехали далеко после обеда.

— Куда вас, к Спиридону Советскому? — спросил возчик.

— К старшому поселка.

— Ну, значит, к нему.

Деревня не избалована вниманием и зрелищами, и потому каждый вновь прибывший — здесь диковина. Со всех сторон приплюснутые носы ребятни в окнах, лица баб любопытные. Лишь мужики фасон держат, любопытство свое тая, неуклюже и настороженно зыркают из-за плетней и тынов.