Когда услышала такой ответ

Для пальмы был ответ настолько жуток,

Что, словно тень, лежала трое суток.

Пришла в сознанье на четвертый день

И наземь вновь низринулась, как тень.

В беспамятство три раза погружалась, —

Судьба забыла, что такое жалость!

Придя в себя и руки протянув,

Спросила. «Где Юсуф? Где мой Юсуф?»

Пошла — и не нашла его на ложе.

Он умер? Но и гроб не виден тоже!

Заплакали невольники навзрыд,

Сказали: «В землю этот клад зарыт».

Прокляв небесный свод, как лиходея,

Разорвала свой ворот, пламенея,

Разорвала свой ворот, как заря,

Неугасимым пламенем горя.

То пламя, вырываясь, полыхало,

Но, вырвавшись, в душе не утихало.

Ногтями Зулейха в лицо впилась,

И ручейками кровь лилась, лилась.

Она из сердца исторгала стоны,

И мир внимал ей, горем потрясенный:

«Где мой Юсуф? Где жизни красота,

Величье, милосердье, доброта?

Он помыслы от суеты избавил

И в царство вечности коня направил.

Я не успела милого обнять

И ногу в стремени поцеловать.

Увы, Юсуф простился с бренным светом,

Но не присутствовала я при этом!

Погасших глаз не видела его,

В последний раз не видела его!

Зачем не стала я его охраной,

Когда он ранен был смертельной раной?

Когда Юсуф с престола в гроб сошел,

То превратился гроб в его престол.

В душистый сок мне превратить бы слезы

Омыла б я Юсуфа соком розы!

Когда он в саван был одет, увы,

И зашивать пора настала швы,

Измученная этой тяжкой пыткой,

Сама бы стала я иголкой с ниткой!

Когда печаль пронзила все сердца

И друга выносили из дворца,

Над ним не причитала я, рыдая,

В слезах к его носилкам припадая.

Когда зарыли в землю этот клад,

Что золотом достоинств был богат,

Я в землю не сошла в объятьях друга,

С ним рядом не уснула, как супруга.

Увы, я плачу, сердце опалив.

Увы, как этот мир несправедлив!

Юсуф, приди, взгляни, как я несчастна,

Как небом я наказана ужасно!

Но ты ушел, не вспомнив обо мне,

Не хочешь возвращаться ты к жене.

Но где же верность? Что же будет с нами?

Как можно обращаться так с друзьями?

Я жду твоей любви, а ты ушел.

Я в прахе и крови, а ты ушел.

Уйдя, меня подверг таким мученьям,

Что только смерть мне будет излеченьем.

Уйдя туда, где свет и благодать,

Ты вестников забыл ко мне прислать.

Так лучше напрягу свои усилья

И полечу к тебе, расправив крылья».

Услышали носильщики приказ,

Чтоб снарядили паланкин тотчас,

И Зулейха отправилась в смятенье

Туда, где друг обрел успокоенье.

О нет, не клад ее глаза нашли,

А холмик бедной и сырой земли!

Она блистала, словно день, бывало, —

Теперь на холмик, словно тень, упала,

Даря земле и злато желтых щек,