А дочь: «Во всем, что отдаляет Кайса!» —

То есть не от побоев боль страшна,

А оттого, что друга лишена,

Рыдала не из-за телесной муки,

А потому, что с нею Кайс в разлуке.

Тогда, побои прекратив, отец

Поклялся так: «Свидетель мне творец,

Приду к халифу, с жалобой предстану

На дерзкого: кто разрешил смутьяну

Вступать в запретный для него приют,

Едва лишь тени ночи упадут?

Иль нравится коварному охота —

Он хочет лань мою поймать в тенета?

Услышит жалобу мою халиф —

Добро. А коль не будет справедлив,

Я пред Маджнуном вырасту стеною,

Заслон из копий и мечей построю,

Чтоб не позорил сей чужак наш род:

Иль уберется прочь, или умрет!»

Маджнун почувствовал тоску и горе,

Когда узнал об этом разговоре,

Он проклял одиночества удел,

Жить на земле он больше не хотел,

В смятенье ноги у него дрожали, —

Смыл буквы счастья со своей скрижали:

Не за себя боясь, а за нее,

Отныне не войдет в ее жилье,

Чтоб не терзал ее отец жестокий,

Чтоб на нее не сыпались попреки.

МАДЖНУН НАПРАВЛЯЕТСЯ В ДОМ НЕКОЙ ВДОВЫ СОСЕДКИ ЛАЙЛИ; ОТЕЦ ЛАЙЛИ ЗАПРЕЩАЕТ ВДОВЕ ПРИНИМАТЬ У СЕБЯ МАДЖНУНА

Соседкою Лайли была вдова,

Не знавшая с тем племенем родства.

Она познала, как судьба сурова,

Влача вдовство средь племени чужого.

Для мужа смерти наступил черед —

Осталось двое от него сирот.

Изгнанников чужбина не пригрела,

В желудках пусто, неприкрыто тело...

К местам, где знал и счастье и беду,

Маджнун стремился, как птенец к гнезду

Он приходил, чуть сердце истомится,

В жилище, где печалилась вдовица.

Когда он видел тех двоих сирот,

Делился с ними от своих щедрот,

Всем сердцем детям сострадая малым,

Он втайне в руки золото влагал им...

Маджнун, отринув толки и молву,

Лишь о Лайли расспрашивал вдову:

«Что ныне с ней, с подругой молодою?

Кого теперь чарует красотою?

Кого теперь ей хочется пленить?

Кому любви протягивает нить?

Другого ли нежданно полюбила?

Забыла ли меня иль не забыла?

Кто дичью стал в силках ее кудрей?

Кого влечет михраб ее бровей?

Из уст ее рубиновых при встрече

Кто уловляет сахарные речи?

Ларец с жемчужинами — алый рот —

Кого жемчужной прелестью влечет?

Я от любви к прекрасной пламенею, —

Кто ныне восседает рядом с нею?

От страсти к солнцеликой я умру, —

Кто ныне молится ее шатру?

Прекраснейшей она считаться вправе,

Но чтоб я с ней сидел — господь избави!

С меня достанет — у тебя сидеть,

Отсюда на шатер ее глядеть!»

Сказал — и наземь пал к ногам вдовицы,

Слезами окровавил он ресницы,

Он землю красной влагой оросил,

И плакать больше не хватило сил.

От слабости утратил он сознанье,

Он позабыл весь мир, прервав стенанье.

Вдова опрыскала его водой,

Открыл глаза страдалец молодой,