Шрифт:
Что нет в живых соперника былого,
Что может он к возлюбленной прийти,
Поскольку нет преграды на пути,
Что розы ветер не коснулся даже,
Что юная луна взошла без стражи!
От силы исступления живой
Он побежал быстрей, чем верховой:
Как бы верблюдица была той силой,
Что принесла его к стоянке милой!
Растерян, он метался в том краю,
Искал Маджнун любимую свою.
Внезапно средь безмолвия степного
Увидел пса, бессильного, больного.
Для бега и охоты был он слаб:
Иссякла мощь его недужных лап.
Парша изъела шерсть, а морда — в шрамах
От злых укусов хищников упрямых.
Так исхудал он посреди песков,
Что ребра выпирали из боков.
То был мешок с костями затверделый,
Чехол, натянутый на лук и стрелы!
Обезволосел хвост — казаться мог
Как бы змеей, свернувшейся в клубок.
Пасть обеззубела, а зубы эти
Перегрызали прежде всё на свете!
Иль с голоду остатки сил собрал
И собственные зубы он сожрал?
На теле язва страшная на язве, —
От язв мучительных не взвоешь разве?
Как рты, разъяты язвы, а клоки
Мышц, мяса, кожи — словно языки.
В тех язвах-ртах торчат, как зубы, кости,
И, кажется, они скрипят от злости.
Нет, нет, на теле кожа — точно сеть,
На чьи ячейки больно вам смотреть,
Но застревали мухи, а не лани
В ячейках сети — в каждой рваной ране.
Заносчиво дразня больного пса,
Говаривала хитрая лиса:
«Губитель тигров, лев свиреполицый,
Вступи в сраженье с немощной лисицей!
Где шерсть твоя? Ты хочешь жить с людьми?
О голый, шубу ты с меня сними!»
Маджнун, увидев пса, душой смутился,
Как по щеке слеза, в песок скатился,
Пред псом сто раз поцеловал он прах,
Как тень валяясь у него в ногах.
Чтобы не больно было стертой коже,
Из мягкого песка устроил ложе,
В подушку — в умиленье и любви —
Для пса колени превратил свои.
Слезами язвы он омыл и тело
Его чесал и гладил то и дело,
Прогнал он мух, что возлюбили гниль,
Стряхнул с боков, спины и морды пыль.
Уврачевав страданья пса больного,
Уста открыл он для такого слова:
«Ошейник твой — свидетель добрых дел:
Ты ожерелье верности надел!
Ты верность, преданность в закон возводишь
И этим человека превосходишь,
Добыв кусок еды, из тех же рук
Ты сто камней готов отведать вдруг
Ты днем — пастух, а ночью — сторож верный,
И даже львам внушаешь страх безмерный.
Твоей расплаты убоялся вор,
И волк с тобой вступить не смеет в спор.
Ночных бродяг ты лаем устрашаешь,
В ночную стражу бдительность вселяешь.
Один твой голос на путях земных
Ценнее сотен стражников ночных.
Ты — лев, когда стремглав летишь во мраке,
Страж пред тобой — ничтожнее собаки.
Тем, кто во мраке не нашел дорог,
Твой лай добраться до дому помог
Тем, кто во тьме сошел с пути нежданно,