В бесполезных поученьях затупить свое перо —

Всё равно что бросить в мусор горсть жемчужин дорогих.

В суете и праздномыслие я растратил много лет

И раскаиваться буду до скончанья дней моих.

Лишь с годами постигая смысл сокрытый ремесла,

Тайно слезы проливаю, еле сдерживаю крик.

Пусть от Кафа и до Кафа слов раскинулся простор,

Поиск верного созвучья вел не раз меня в тупик.

Рифмы, образы и ритмы так же трудно подчинить,

Как поймать рукою ветер, наклоняющий тростник.

И сказал я на рассвете вдохновенью своему:

«Мне мучительно с тобою каждый час и каждый миг.

Я устал гранить и мерить, находить и вновь терять,

Пребывать хочу в молчанье, отвратив от песен лик».

«О Джами, — в ответ услышал, — ты хранитель дивных тайн,

Ты богатствами владеешь, я раздариваю их!»

76

Кумир по-тюркски говорит, его не понял я пока,

Но я в плену у тюркских глаз и у чужого языка.

Сладкоречивым я прослыл, но устыжен тобою был.

Смутясь, я понял: речь моя от совершенства далека.

Пусть на груди моей горит полуокружный след копыт

Того коня, что вдаль унес так беспощадно седока.

Иные выставляют щит, который сердце защитит, —

Я бросил щит, мишенью став для всемогущего стрелка.

Я словно туча: смех мой — гром, и слезы хлынули дождем.

Но пламень сердца не зальет горючих этих слез река.

Когда б осмелился, я сам припал к божественным стопам.

Любовь безмерная моя неодолима и крепка.

Тебя отвергнет вдруг кумир — и рухнет сразу светлый мир,

В бесславье будешь пребывать, Джами, грядущие века.

77

Зачем не сразу умер я, зачем разлуку перенес?

И, словно смертного греха, стыжусь я этого до слез.

Я был неопытен, несмел, я только издали глядел,

Ни разу не поцеловал уста, что ярче вешних роз.

Соперник послан мне бедой, ему, измученный, худой,

Как кость собаке, я себя на растерзание принес.

Не сосчитать твоих рабов, чертоги стерегущих псов, —

Я жалкий раб твоих собак, твоих рабов покорный пес.

Страданья сладость я постиг, не зная радостей других,

Мне дела нет до дел мирских, до пересудов и угроз.

На мне не бархат, не атлас, не отводи в смущенье глаз:

Почетно рубище мое, горжусь я тем, что гол и бос.

Ты похвалялась пред людьми: «Гроша не дам я за Джами!»

Что ж, цену верную себе узнать мне ныне довелось.

78

Обо всем забыв на свете, сам с собой наедине

О тебе, томясь, мечтаю в предрассветной тишине.

Вновь в объятиях страданья бесконечно длится ночь,

Долгожданного забвенья не дождаться мне во сне.

Но, увидев в полном кубке отраженье уст твоих,

Я сознания лишился, и вина тут не в вине.

Состраданьем, как по струнам, мне по жилам провела,

И протяжно застонал я, уподобившись струне.

Серьги, кольца золотые так пленительно звенят,

Что, кольцо надев ушное, стал рабом твоим вдвойне.

Ведь совсем еще недавно были мы с тобой вдвоем,

Сладость ночи миновавшей возвратить хотелось мне.

Круговую чашу горя выпей, сердце, до конца.

«Пей, Джами, — сказало сердце, — пей со всеми наравне!»