От жажды губы запеклись, хотя потоки слез

Печальный ключ очей моих, что кровь таят, струит.

В шатре желаний стан ее столбом опорным стань,

А стен края пусть черных кос тугой канат крепит.

Кто чист душой — в стране любви высокий ищет пост,

Дурному — низкий по душе, его разврат манит

Низвергла знамя мудрецов любовь, и флаг Джами

Над станом, где безумья стон и боль царят, парит.

96

На могильной плите моей строки и скупы и строги,

Но прочтешь ты о горе влюбленного в каждом их слоге.

На пороге твоем был я, пламенный вздох исторгая, —

Лишь у пса твоего и остались на память ожоги.

Вплоть до Судного дня солнце скроется, если на полдень

Ляжет тень моих горьких ночей, проведенных в тревоге.

Наводнение слез было вызвано бурей рыданий:

Я ведь знал, что обрушится дом моей скорби убогий.

Пыль с могилы моей, если б только ты ветром промчалась,

Проплыла бы, как быль о любви, о печальном итоге.

О царица наездниц! Зачем я увидел твой выезд?

Повод вели я выпустил, и подгибаются ноги...

Умер бедный Джами, а тебе не подумалось даже:

«Некто, страстью погубленный, пал у меня на дороге».

97

Когда из глины и воды творец меня лепил,

Я пламенем любви к тебе уже охвачен был.

О, если б мне досталась нить, связующая нас,

Разорванное на куски я б сердце снова сшил!

Хотя я милости твоей и начисто лишен,

Я знаю: чистотой любви тебе я буду мил.

Когда всему живому смерть предначертал творец,

Мне от жестокости твоей он умереть судил.

Не склонен к радости Джами — в тот изначальный час

На горе, крови и слезах мой прах замешен был.

98

Уехала моя подруга. Дойдет ли к ней мой зов?

Я кроме утреннего ветра найду ли к ней гонцов?

Я вправе ли писать ей письма, чтоб именем моим

Она могла украсить список своих покорных псов?

Сказала, душу отнимая: «Уста отдам взамен».

И вот, со мной не расплатившись, ушла в конце концов.

Я зерна слез моих напрасно разбрасывал всю жизнь:

Голубка нежная бежала от всех моих силков.

О, научи меня, охотник, как заманить газель,

Дабы желанную добычу принес мне долгий лов!

Я грубым жаром вожделенья был сотни раз сожжен,

Доколе ждать мне приближенья к сопернице цветов?

Джами, не спрашивай: «Откуда весь этот пьяный бред?»

Ведь кубок мой из хума страсти наполнен до краев.

99

Своенравна, остроглаза, с гневным, дерзким языком

Та, что на меня ни разу не взглянула и тайком.

Проливаю в граде муки горьких слез кровавый град

С той поры, как я в разлуке и с надеждой незнаком.

Пламя грудь мою сжигает. Если меч в нее вонзишь,

Станет сталь водой живою, освежающим глотком.

Глазом, полным восхищенья, будь мой каждый волосок, —

Разве хоть на волос меньше к милой буду я влеком?

Возле дома луноликой я брожу из года в год,

Почему не спросит: «Что с ним, с безутешным бедняком?»

Восхищаться красотою я привык с давнишних пор.

Не поможет мне советчик при обычае таком!

Нет, не вырвешь сердце силой из ее силков, Джами,