Шрифт:
— Списали после этого? — засмеялся Геннадий.
— Нет, — серьёзно ответил Василий, — оказывается, не я один эти шары видел. Поблагодарили, за то что не запаниковал и дотянул до рощи. В газете написали статью и даже поощрили. Сразу дали второй самолёт. И что же? Только вылетел, опять жёлтые шары меня атакуют, опять крутят, вертят машину, как хотят. Я опять увёл самолёт подальше от населенных пунктов и направил машину на пашню. В этот раз все видели жёлтые шары, но военная техника дорогая и замполит по фамилии Дудка стал на меня «баллоны катить». Говорит: «Первую машину угробил, тебя похвалили. Решил, что за вторую звезду героя дадут?». Я ему по скулам, меня под арест. Десять суток гауптвахты и суд офицерской чести. Хорошо, командир у нас был золотой. Говорит: «Вот тебе путевка в Ялту, съезди с женой, отдохни».
— Где-то я эту историю слышал?
— Так обо мне же тогда все газеты писали. Телевидение сняло документальный фильм со мной в главной роли. Так вот. Поехали с женой в Ялту. А она у меня красавица была, словами не передать. Я её у генерала Алисейко увёл, начальника нашего лётного военного училища. Генерал ей предлагал руку и сердце. И что показательно, сердце было у него молодое, а рука и всё остальное, — уже не первой свежести. С морщинами, с сединами. Шучу. Всем был хорош. Но она предпочла меня. Так вот, поехали в пансионат, а по пути следования получаю пакет, депешу. Приказ немедленно вернуться в часть. Я жене говорю: «Езжай в пансионат, располагайся, отдыхай. Это, скорее всего, суд офицерской чести. Я скажу своё веское слово и присоединюсь к тебе». А у самого в голове — безобразные картины ревности.
— Какие картины?
— Вот осталась она одна в купе, сразу к ней подкатили женихи, и она с ними разговаривает, смеётся. А потом какой-нибудь с чёрными усами приглашает её покурить в тамбур, и она соглашается. Возвращаются поздно, а проводница, подметающая утром пол в тамбуре, находит там использованные резинки и плюётся.
— Ну, и фантазёр ты.
— Да, думаю, надо торопиться к жене. Нельзя красивую женщину надолго оставлять одну. Выступил на суде чести, сказал, что поведение своё, понимай, рукосуйство, считаю недопустимой ошибкой. Прошу принять во внимание то состояние, в котором пребывал после крушения второй машины. Меня пожурили, предложили положить партбилет на стол.
— Так это был партком или суд офицерской чести?
— Совместили. Короче, командир опять за меня вступился и отмазал. Я ему обрисовал ситуацию, сказал, что жена одна в субтропиках, и он вошёл в положение, — отпустил. Мчусь я в Ялту. Но приехав, не спешу идти в пансионат. Думаю, чтобы точно узнать, на самом ли деле она мне верна, дождусь вечера и прослежу за ней. И что же? Действительно, гуляет с мужиком. Сели они на скамейку, я пробрался в кусты, что поближе, слушаю, о чём говорят. Жена мужику прямым текстом: «Вижу, человек вы честный, порядочный, и чего скрывать, мне симпатичный. Но я — женщина замужняя и супруга своего люблю настолько, что если скажет он мне „умри“, я тотчас исполню его приказание. Я не просто люблю его. Я его боготворю. Он у меня — лётчик, герой, я жду его с минуты на минуту». Слова её меня настолько обрадовали, что я готов был выйти из укрытия и, обливаясь слезами благодарности, лобызать её руки и плечи. Но тут опять ревность и подозрительность взяли своё. Чёрная кровь ударила в голову. Думаю, а что как она меня просто заметила и только поэтому так говорила? Или просто играла словами, набивая себе цену? А потом он пойдёт её провожать, ни на что не рассчитывая, а она скажет: «Мне так одиноко». Замкнёт ему пальцем уста у самой двери, дескать, не надо слов, возьмёт его за руку и к себе в номер? И решил я в порыве бешенства убить их обоих прямо на скамейке. Думаю, что же это получается, я два самолета разбил, жизнью рисковал, меня на суде чести жучили, как бобика, как жучку последнюю, а они тут в ароматах жасмина упражняются в словесном жонглерстве? Так сказать, в словесной эквилибристике?
— Постой, Вася, это всё на самом деле было?
— Да в том- то и дело, что нет. Никогда я не был лётчиком, и жены-красавицы у меня не было. И в Ялте никогда не отдыхал. Вот выпил рюмку водки и всё это увиделось. И страдаю по-настоящему, и как видишь, обливаюсь всамделишными слезами.
— Вася, да иди ты… Ведь я тебе поверил. У тебя были такие глаза. Тебе язык надо отрезать за то, что так врёшь красиво.
Выпили, закусили, и Василий вспомнил, как судьба его заставила потрудиться охранником на нудистском кладбище.
— Врёшь! Ну, признайся, что сейчас врёшь, — не выдержав, сказал Генка.
— Ты меня сначала послушай, а потом будешь лгуном называть. Я и сам сначала опешил. Газета «Ищу работу», раздел «Охрана». Чёрным по белому: «Охранник на нудистское кладбище. Режим работы — сутки-трое, зарплата по договоренности». Главное, режимом работы они меня подкупили, сейчас ведь не найдешь сутки-трое, всё сутки-двое или два-четыре. А это ад кромешный. Я даже и внимания не заострил на название «нудистское». То есть какое-то мгновение, конечно, подумал, что там только голых хоронят, но сразу же и забыл об этом. Решил, что местность так называется, как, например, станция Тайнинская с Ярославского вокзала. Название же не означает, что все те, кто на этой станции выходят из электрички, тайной обладают. Короче, поехал. В первый раз серьёзно задумался о том, во что ты отказываешься верить, когда в посёлке, прилегающем к кладбищу, мне навстречу попались молодые мамы с детскими колясочками. Идут совершенно голые. Ну, думаю, жара, лето, нравы теперь у всех свободные. Оказалось, могильщицы зимнего периода. Летом-то гробы голые мужики на плечах таскают, а зимой — голые бабы.
— Почему? — смирился Гамаюн.
— Ну, представь, несут мужики гроб в мороз, и у них при этом бубенцы звенят. Это уже больше на свадьбу смахивает, чем на похороны. «Птица-тройка, кто тебя выдумал?». А эти могильщицы приходили потом ко мне от дождя прятались. Говорят: «Выключи свет, а то молния всех нас убьёт». А я с женой хорошо тогда жил. Нарочно включил свет повсюду и они ушли. Но я отвлёкся. Да, обычное кладбище, но частное. Принадлежало богатому нудисту, и он хоронил на нём одних только адамитов.
— Садомитов?
— Нет. Нудистов. Они себя называют ещё натуристами и адамитами. Секта такая, поклоняются первому человеку Адаму, с него пример берут, ходят голыми. Так вот что тебе, как литератору будет интересно. Всех хоронили в стеклянных гробах. Заливали покойного жидким прозрачным пластиком, и он сохранялся, как жук в янтаре.
— Поражаюсь тебе.
— Сам рассказываю и поражаюсь. А ведь работал, привык и воспринимал всё, как должное. А потом главу района, того, кто разрешил весь этот разврат, на взятке поймали и добрались по цепочке до этого сектантства. И всё кладбище — бульдозерами в Клязьму. А с тех, кто на нём работал, взяли подписку о неразглашении.