Последние слова Таня сказала с такой болью в голосе, что Доминику её стало жалко. Он стал разговаривать с ней серьезно, как с родным и близким человеком.

— Мамка меня жалеет. Сверстники надо мной смеются. Учительница приходит со мной заниматься за деньги. Все называют меня дурачком. Никто со мной не дружит. Я предоставлен самому себе. Был у меня серенький кот Тиша, да и того в моё отсутствие кому-то отдали. Не нравилось мамке, что слишком много шерсти от него летит. Мне сказала, что он сам ушёл. Собрал пожитки в узелок, свою кормушку, постельку и, перекинув узелок через плечо, ушёл на задних лапах, не оглянувшись. И записки не оставив. Был единственный друг, и того лишили. Мысленно я с ним беседую, а иначе на самом деле с ума сойдёшь, — заключил Дереза, глядя в Танины увлажнившиеся глаза.

Поцеловав Доминика в темя, журналистка попрощалась с ним и пошла к Ноле, единокровной сестре своей.

Атмосфера «Каблучка» в этот ранний час напоминала церковь, куда ребенком водила её бабушка. Таня прошла по пустому ресторанному залу. Столы были без скатертей, из-за глухих занавесок на окнах пробивался случайный свет. Было тихо, её шаги гулко звучали под высокими потолками. Она шла уверенно, как будто знала, куда. По крутой винтовой лестнице поднялась на второй этаж, толкнула первую попавшуюся дверь и перед собой увидела сестру. Нола вальяжно лежала на диване, покрытом мягким шёлковым ковром и совершенно не удивилась её внезапному появлению.

В кабинете у сестры Таня поела блинов с красной икрой и сладким чаем, повеселела. Закинув копну роскошных каштановых волос за плечи, Будильник с деланным раздражением произнесла:

— Устала от них, побриться бы наголо.

Будучи наслышанной о подвигах младшей сестры, Нола спросила:

— Попроститутничала?

— Да.

— Понравилось?

— Очень. И знаешь, кто меня купил?

— И знать не хочу.

— Твой ненаглядный праведник, Иван Данилович Грешнов. В антрактах всё рассказывал, как в школе ты ему преподавала.

Нола покраснела.

— Куда повёз? — упавшим голосом поинтересовалась хозяйка «Каблучка».

— Сначала к брату Васе в подвал, а с утра повёл к брату Косте Дубровину, знакомить. С Бунтовым поздоровалась, а мать не видела. Сказал, что я и сегодня в подвале могу переночевать.

— Тебе что, ночевать негде?

— Я к этой Ленке-плясовице не вернусь, и с проституцией покончено.

— Правильно. Ну, и живи у меня, всё же не чужие. Вы хоть предохранялись?

— Я рассчитывала на то, что об этом мужчина должен думать, — тяжело вздохнув, сказала Таня. — Просчиталась. У него на этот счёт, видимо, свои соображения.

— Знаешь, мы сейчас позвоним его матери и обрадуем, скажем, что у неё будет внук.

Нола набрала номер Грешновых и сказала Юлии Петровне, поднявшей трубку, следующее:

— Передайте вашему сыну Ивану, что у него будет ребёнок.

Положив трубку, всё ещё находясь в крайней степени негодования, она пояснила сестре мотивы своего поступка:

— В следующий раз будет думать, что делает.

Журналистку прошиб озноб, она вдруг почувствовала себя виноватой.

— А может, это не его ребенок? Как мы узнаем? — выпалила Таня.

— У тебя что, уже задержка? — ужаснулась Нола. — Тогда, конечно, не его. А ну-ка, собирайся, поедем к врачу, тут ни минуты нельзя терять.

Гинеколог сообщила хозяйке «Каблучка», что сестра её до сих пор девственница. Нола испытывала смешанные чувства, — от радости и восторга до бешенства. Она решила проучить младшую сестру.

Когда в очередной раз Таня стала сетовать, что устала от длинных волос, Нола, озорно смеясь, предложила:

— А знаешь что, давай вместе наголо обреемся.

Сидя в кресле парикмахерского салона, Нола, ободряюще подмигнув сестре, сказала мастерам:

— Брейте наголо, чтобы голова блестела, как бильярдный шар.

Тут к хозяйке «Каблучка» подошла заведующая и что-то шепнула ей на ухо. Нола встала, извинилась и вышла.

Таню побрили, а Нола в салон так и не вернулась.

Догадавшись о коварстве старшей сестры, Таня не вернулась в «Каблучок». Из парикмахерской пошла прямо к Гаврилову. Но не с повинной головой, не просить прощения. Заявилась так, как привыкла, чувствуя себя хозяйкой положения.

Сергей, обозвав её «крысой», была у них в Лесной школе такая стриженая учительница, смеявшаяся над дефектами речи больных учеников, выгнал вон.

Истуканов в это время рассказывал жиличкам Гаврилова, откуда взялись коммунисты. Вёл родословную коммунизма от Герострата из Древней Греции.

— Коммунисты, девочки, — говорил Пётр Виленович, — были задолго до пресловутого Рождества Христова. Например, Герострат сжёг в своём городе храм. Вы историю хорошо знаете? В каком городе это было?