«Причудливо», – подивился он про себя, решив, что, возможно, это не явь, а всего лишь сон, насланный на него демоном смерти взамен его души.

Мальчик осторожно привстал, огляделся. Странные вихри несколько ухудшали обзор, но даже сквозь них, аккурат на том месте, где прежде стоял угрожавший Шенне негодяй, серебрилась кучка небесного пепла, уже изрядно разнесенного ветром по сторонам.

«Врага поверженного след? Неплохо!» – все еще ощущал он себя во сне.

Талик поднялся и, не успев сделать и пары шагов, обнаружил, что грязно-розовые вихри поднялись вместе с ним, а их радиус уменьшился почти вдвое – всего до каких-то тридцати сантиметров. Обернувшись к Шенне, он с изумлением наблюдал, что такие же «съежившиеся» вихри-змейки теперь вились и около нее, спиралью уходили чуть выше головы, а затем устремлялись через голову к пяткам, откуда вновь начинали спираль.

Но что еще более удивительно, от его шеи к ее вытянулся эллипс из грязно-розовых листочков. Не в пример змейкам-вихрям, листочки двигались по этой орбите медленно, с интервалом примерно в тридцать сантиметров. От левого плеча Талика они плыли к правому плечу Шенне, а затем от ее левого плеча к его правому. Плыли они так медленно, что мальчик мог хорошо их разглядеть.

Листики оказались почти в три сантиметра высотой, имели форму, похожую на яблоко, и серый с темными прожилками цвет. На их поверхности прорастали розовые, очень мелкие лепестки-ворсинки.

Мальчик вновь попытался ухватить серый листок рукой, теперь уже из опоясывающей их с Шенне орбиты. Подушечки его пальцев сомкнулись, но ничего не почувствовали. Листик же продолжил свой путь к спящей девочке.

«Пора будить!» – решился он, встревожившись, что в этом сне ему подсунут совсем другую Шенне.

– Проснись, Шенне, – склонившись, он нежно колыхнул ее плечо. – Шенне!

Девочка очнулась и, завидев знакомое лицо, тут же обвила руками Талика за шею, притянула к себе.

– Талик, ты жив! – вмиг заплакала она. – Как же я рада! Молчи, я так тебя люблю!

Не вырываясь из ее объятий, он лег рядом и обнял ее за талию. Не боязливо, как несколькими часами ранее, а спокойно и умиротворенно, будто делал это уже много-много раз.

– И я тебя люблю, и очень сильно!

Никогда до этого дня они не говорили друг другу эти взрослые слова, видимо, полагая их еще не вполне подходящими.

– Расскажешь, что случилось? – после долгого молчания решился спросить Талик.

Ее ответ должен был помочь наконец понять, находится ли он в удивительном демоническом сне или все еще в прежней жизни.

– Ты демона призвал, что хуже смерти, – сильнее прежнего обняла его Шенне, – и он злодея в пепел превратил.

– А что с моей душой? Ее он не забрал, выходит?

– Забрал, – она ослабила объятья, и мальчик смог увидеть ее заплаканное, но улыбающееся лицо.

– Уверена?

– Да, все твои дары ушли. Ты спал мертвецким сном, едва дышал. Сначала я трясла тебя, затем щипала. А после укусила. Так сильно, что пошла отсюда кровь, – она указала на место, где уже успела залечиться рана. – Она текла тихонько, я ревела. Тогда я поняла, что Камилана дара больше нет, а с ним и остальных даров, выходит…

– И это странно, я не чувствую души нехватку, – Талик отодвинул ее правую косу и аккуратно вытер со щеки слезинку. – Как будто все как прежде или лучше даже.

– Конечно, я ж дала тебе свою, – Шенне вновь прижалась к его щеке и аккуратно поцеловала ее. – Теперь у нас двоих одна душа.

– Шенне, ты тоже демона призвала?! – округлил он глаза.

Калахасцы имели представление о трех демонах: демоне смерти Боре, демоне покоя Халле и демоне любви Лаллаке. Бора могла уничтожить врага ценой души, Халла – забирала жизнь за умиротворение души, а Лаллак объединял души любящих людей, отбирая как жизни, так и души, после того как они разлюбят друг друга.

Согласно имевшимся преданиям, демоны не обладали волей и разумом, а, являясь бессмертными бестелесными сущностями, действовали по программе, некой заранее установленной для них схеме, от которой не могли уклониться. Как солнце, которому, в понимании калахасцев, предписано было каждый день всходить на востоке и заходить на западе, и никак иначе.

– Да, демона любви Лаллака.

– Но разве он не призывается двумя?

Талик до того дня уже слышал о запретном призыве Лаллака, но ему всегда казалось, что тот должен инициироваться сразу двумя влюбленными, желающими соединить свои души.

– Довольно, чтоб второй не возражал, – пояснила Шенне, слышавшая о демоне любви куда больше рассказов.

– И все равно, ты сильно рисковала…

Хотя мало кто решался в нарушение устава призывать Лаллака, взрослые судачили, что около пяти лет назад пара влюбленных таки сделала это, но вместо объединения душ оба они утратили рассудок, что, как они утверждали, происходило не раз и прежде. Что было тому причиной, неизвестно. Одни считали, что дело в утраченных знаниях об условиях призыва, другие – что причина в несовместимости душ, третьи утверждали, что все из-за недостаточной любви между ними, хотя в таком случае призыв просто не должен был сработать.