И вновь в её глазах появляется и тут же тухнет огонёк решимости. Она хочет мне что-то рассказать, но не может. По каким причинам? Чем ей угрожает мой "любимый" родитель?

Чёрт, безумно хочется взять кого-нибудь из них в руки и вытрясти всю правду! Но с Ясей я так не поступлю. А если надавить на отца, то не факт, что это опять же не навредит ей.

Как же это всё злит!

– Мне больно, – выдыхает вдруг она, и я понимаю, что слишком сильно сжал её руку тогда, когда обещал не давить. Чёрт.

– Прости.

– Ничего, – перехватывает она кисть, которую сжимал я, второй рукой и уходит.

Я иду следом.

Если я хочу всё исправить, если хочу вновь заслужить её доверие, мне просто необходимо научиться контролировать свои эмоции. Шутка ли, но мне казалось я поднаторел в этом деле, пока не узнал всё то, что знаю сейчас. Вернулось всё – несдержанность, агрессия, экспрессия. Особенно остро я реагировал в самом начале: нёс бред и гадости, вёл себя, как настоящая свинья, вместо того, чтобы остановится на мгновение и подумать. Взглянуть на ситуацию глубже, а не крушить то, что и так держалось на соплях.

Я мог её потерять. Окончательно и бесповоротно.

Трижды кретин.

Что меня спасло от фиаско? Её сын. Точнее её взгляд на него. Он – самое дорогое в её жизни. Что не мудрено, если разобраться. Но в её взгляде читалась не только бесконечная любовь, но и страх. Страх потерять самое родное. В ту ночь, далёкую, реальную и нереальную одновременно, Яся смотрела на меня почти так же.

Она просто не умеет сомневаться в своих чувствах. Ей даже в голову такое не приходит. Она искренне верила в то, что говорила тогда, потому что так чувствовала. Она искренне верит в правильность того, как поступает сейчас, потому что опять же так чувствует. Необыкновенная.

И именно мне – мне! – нужно дать ей понять, что она может чувствовать иначе, чем сейчас. Что она может не бояться потерь. Я не брошу ни её, ни её сына.

Кстати, о нём.

Когда мы друг за другом двигаемся по саду к месту, где Зоя гуляет с пацаном, этот засранец сначала видит Ясю и с криком "мама!" кидается к ней, но на полпути видит меня и меняет траекторию:

– Слявя!

Чёрт. А это приятно, когда тебя искренне рады видеть. Нехило подкупает ещё и осознание того, что пацан совсем мелкий и просто ещё не умеет врать.

Вижу, как Яська с долей удивления и тревоги провожает взглядом сына в мои руки. Я тут же его подхватываю и кружу на месте. Затем подбрасываю вверх – такой лёгкий, заливается звонким хохотом, весело визжит. Мгновенно посещает мысль, что отец вообще к нему никогда не притрагивался. Почему? Он, конечно, и со мной в детстве не часто играл, но его строгие выговоры за мои шалости я хорошо помню, как и его вечно тяжёлый взгляд. На пацана же он даже не смотрит, словно тот ему не родной.

Эта мысль царапает, задевает что-то важное в сознании, но я не успеваю её осмыслить, потому что Яся подходит ближе и протягивает руки к сыну. Походу, ревнует. Что я и озвучиваю с ухмылкой на губах, не спеша передавать ей пацана.

– Нет, Слава, – закатывает она глаза. – Просто моему сыну давно пора на сон-час.

– Так чего ты стоишь? Пошли, – хмыкаю я и иду с пацаном на руках в дом.

Яська явно озадачена, но всё же идёт следом. Мы заходим в дом, поднимаемся на второй этаж, проходим в её спальню. Раньше здесь была гостевая комната. Почему отец не выделил новой жене спальню бывшей? Или она сама её не захотела? Не захотела жить в соседней комнате от него? Забралась как можно дальше?

Чёрт, зачем они поженились?

Зачем она после нашей ночи отправилась спать с ним? Или он сам к ней пришёл? Не к ней, конечно, к её матери, а Яська решила воспользоваться возможностью? Залететь от него? Ей пришлось бросить институт, финансы заканчивались, работы не было, лучший друг бросил, отвернулся от неё и тут появляется его отец. Хороший шанс жить в достатке и хоть как-то быть ближе ко мне?

Чёрт, я мог думать так поначалу, когда не замечал знаков. Сейчас я просто не могу поверить, что могло быть именно так. Что же произошло на самом деле?

За размышлениями я не замечаю, как пацан затихает прямо у меня на руках и возле его кроватки, аккуратно кладу его на подушку. Его, наверное, нужно было раздеть? Вон на коленях следы от травы. Да и умыть следовало бы – на пухлой щёчке тонкая полоска пыльной грязи, пальцы тоже в земле. Кто-то искал клад?

Озвучиваю свои вопросы шёпотом, но Яся молчит. Молчит долго, и мне приходиться оторвать взгляд от лица пацана и вопросительно посмотреть на неё. В её глазах стоят слёзы.

– Эй, – тут же подаюсь я к ней, касаюсь ладонью её щеки, второй – притягиваю к себе за поясницу. – Ты чего?