Намерения обеих сторон действовать в бассейне Персидского залива «антианглийским тандемом в строго очерченном формате» на практике реализованы не были. Не успев, как следует, окрепнуть и набрать силу, тандем попал под колеса исторических событий. Благодаря обстановке, складывавшейся тогда в мире, Англия смогла не допустить проведения скоординированных русско-французских акций в зоне Персидского залива, «распилить тандем» и избежать возможных негативных для Британской империи последствий от планировавшихся совместных русско-французских действий. Вначале Англии удалось вывести из игры Париж (1904 г.) и, таким образом, сузить возможности для политико-дипломатического маневрирования Санкт-Петербурга. Затем, подписав в 1907 г. соглашение с Россией о разделе сфер влияния в Азии, стреножить и деятельность в бассейне Персидского залива самой России.

Возвращаясь к рассказу о торгово-дипломатических миссиях в Персидский залив судна «Корнилов», следует отметить, что они имели большое значение для укрепления в Аравии имиджа России как крупной торговой и миролюбивой державы. Экспедиции «Корнилова», предпринятые Россией в рамках «мирного проникновения в Аравию», квалифицировались иностранными дипломатами, судя по донесениям в Париж поверенного в делах Франции в Тегеране г-на Куже, как хорошо просчитанные с точки зрения политико-экономических интересов России. В коммерческом отношении они были, по его мнению, «первыми заметными акциями русских в Персидском заливе» (35). В политическом — «яркой демонстрацией усиления в регионе влияния и авторитета России», отражением результативной деятельности ее дипломатии.

О степени повышенного внимания Санкт-Петербурга экспедициям «Корнилова» можно судить по тому, что во время первого рейса (март 1901 г.) на борту «Корнилова» находились два высокопоставленных российских дипломата — генеральный консул в Бендер-Бушире П. Покитонов и консул в Басре А. Адамов. Судно пришло в Персидский залив «с крупной партией сахара из Одессы». Русские, сообщал г-н Куже, «намеревались продавать свой сахар по ценам, ниже установленных на местном рынке англичанами», чем основательно их встревожили.

Во время первой торговой экспедиции в Персидский залив пароход «Корнилов» посетил Джидду, Маскат, Бендер-Аббас, Линге и Басру (судно вышло из Одессы 21 марта 1901 г.; путь в один конец занял более трех недель). В Маскат «Корнилов» доставил «золотой галун, сахарный песок, хлопчатобумажные ткани и керосин». В Бендер-Аббас — большую «партию ящиков керосина», в Линге — «три тюка мануфактурных изделий и сто ящиков стеклянной посуды». В портах Персидского залива на судно было погружено 4,6 тысяч упаковок табака (для Бейрута), 60 ящиков камеди (для Одессы и Лондона), 2 ящика опиума (для Александрии) и 17 тюков хлопка(для Одессы).

В отличие от сообщений французских дипломатов, в информации о миссиях «Корнилова» их российских коллег превалировали политические аспекты анализа — с акцентом на «двух весьма прискорбных, — по выражению А. Адамов, — для престижа российского на Персидском заливе инцидентах» (36). Хотя и были они «сугубо протокольного характера», однако вполне могли, как полагал А. Адамов, повлечь за собой серьезные негативные последствия политического порядка — «создать зазор» в отношениях, налаживаемых Россией с шейхствами Аравии. При открытии новой линии «Одесса — порты Персидского залива», писал А. Адамов, во главу угла ставились, конечно, торговые цели. Но «на Востоке торговля и политика идут рука об руку», и Русскому обществу пароходства и торговли при направлении своих судов в Персидский залив «придется считаться с этим обстоятельством». В противном случае, резюмировал А. Адамов, «может повториться то, что имело место при первом заходе «Корнилова» в порты Аравии». Речь идет о Маскате, где «на обратном пути из Залива «Корнилов», согласно инструкции, салютовал флагу местного шейха; однако с нарушением протокола — 9 выстрелами вместо положенных 21». Инцидент этот, по словам А. Адамова, получил широкий резонанс еще и потому, что во время первого захода «Корнилова» в Маскат (по пути следования в Персидский залив) правитель Маската «специально разъяснил капитану российского торгового судна, нарушившему протокол, церемониал салюта». Капитан знал, что салют надлежит производить 21 выстрелом из орудий палубной артиллерии. Именно такое количество выстрелов означало на языке протокола «демонстрацию уважения иностранным судном флагу независимого правителя», гостем гавани которого оно становилось. Если производилось меньшее количество выстрелов, то это рассматривалось как «акт пренебрежительного отношения капитана иностранного судна к статусу султана как независимого правителя», со всеми вытекающими из этого негативными последствиями в отношении самого государства, судно которого «пренебрегло нормами протокола». Заметим, подчеркивал А. Адамов, что речь в данном конкретном случае шла о самом чувствительном для арабов Прибрежной Аравии вопросе — об их суверенитете. Понятно, что «на наш салют ответа не последовало» (37). Инцидент, к счастью, удалось уладить. Помог французский вице-консул, пользовавшийся расположением султана. Российское судно повторило заход в гавань, и салютовало, как положено, — 21 выстрелом. Так французский дипломат, г-н Лоране вписал свое имя в анналы истории отношений России с Маскатом. «Нечего и говорить о том, — отмечал А. Адамов, — какое впечатление должен был произвести на местное население этот эпизод, и с какими прикрасами и преувеличениями известие о нем было незамедлительно распространено англичанами по всему Персидскому заливу» (38).

После «Корнилова» порты Персидского залива посетило еще одно российское судно — «Азов» (август 1901 г.). Торгово-дипломатическая миссия «Азова», отмечали российские дипломаты, закрепила сложившуюся уже к тому времени неплохую в целом коммерческую репутацию в регионе новой пароходной линии «Одесса — порты Персидского залива». Ее успешному в целом функционированию содействовало, прежде всего, то, как считали французские дипломаты, что она «находилось под патронажем правительства России» (39).

Обозначившаяся тенденция к расширению Русским обществом пароходства и торговли коммерческих перевозок в зону Персидского залива не могла остаться незамеченной ни в Бомбее, ни в Лондоне, и не вызвать обеспокоенности в «стане англичан». «Бритты открыто заявляют по всему Заливу, — сообщал российский генеральный консул в Багдаде А. Круглов, — что начнут жесткую борьбу», и готовы будут «за ничтожную плату» перевозить все грузы, идущие в Персидский залив, «лишь бы не оставить ничего пароходам Русского общества» (40).

Заявления такого рода подкреплялись практическими действиями. Великобритания, по выражению французских дипломатов, делала все возможное, чтобы «покончить с российским Посейдоном в аравийских водах». Обеспокоенность англичан «деятельной политикой России в бассейне Персидского залива» была, по мнению французов, вполне обоснованной. Русские, как отмечалось в донесениях, поступавших в Париж от французских дипломатов из Маската и Санкт-Петербурга, были «серьезно настроены на то, чтобы организовать альтернативное англичанам пароходное обслуживание обоих побережий Персидского залива судами Торгового флота России» (41). И задача эта, считали французские дипломаты, если бы не война России с Японией, следствием чего и стал «уход русских с политической сцены Персидского залива», была бы ими определенно выполнена.