– Так работы-то мы, кажется, лишились, – Аниэра опять улеглась на стол. – Лысый оборотень! А так всё хорошо было. Теперь начинай сначала. В содержанки, что ли, пойти?

– Скажи, что ты шутишь, – почти серьёзно попросила Эль.

– Шучу, – подтвердила красотка. – Постоянно жить в Рагосе мне никто не позволит.

– У тебя нравственность уличной кошки, – вынесла вердикт таможенница.

– Хуже. Кошка о потомстве заботится, а мне детёныши нужны, как кроличьи резцы. К тому же где ты видела кошку, способную сразу с…

– Эй, таможня! – заорали за дверью в Полуночный мир. – Открывай, что ли!

– Иду! – радостно откликнулась Эль, негаданно освобождённая от сравнительных характеристик нравственных ценностей разных существ, а, заодно, от излишних подробностей личной жизни подруги. – Нет, не иду, – таможенница притормозила у порога, даже рукой за косяк уцепилась, будто боялась, что её занесёт.

– Чего? – проорали за дверью. – Не слышно!

– Там объявление висит, – завопила девушка в ответ. Джастин, отдирающий с конторки скребком плесень, обернулся удивлённо, дёрнул подбородком снизу вверх, мол: «Ты чего?». Эль от него отмахнулась сердито. – Умеете читать? Вот и читайте.

– «Та­­-мо-жен-ный пэ-ост вре-мен-но зак-рыт», – послушно забормотали за дверью, разбирая слова с натугой, по слогам. – Слышь, таможня, это чё?

– Хранители, дайте мне сил! – взмолилась Эль, не без натуги снимая с окна в Полуночье тяжёлый деревянный щит.

Ставни, ясно, «безопасники» опечатали. Вот только они понятия не имели, что петли на них были прибиты так, для красоты – Джастин всё обещал их починить, да руки не доходили. Оказывается, безалаберность иногда и пригодиться может.

Ну а за окном, как и ожидалось, маячили несколько помятые, чуток озадаченные, но весьма решительные физиономии купидонов.

– Так чё это? – повторил блондин, который в этой банде за главного был.

– Закрыто, – любезно пояснила Эль и руками крест изобразила – для наглядности.

– Совсем?

Красавец озадаченно поскрёб в роскошной золотистой шевелюре, за которую, кажется, его по сеновалу таскали. Откуда бы ещё в шикарных кудрях взяться соломе и засохшему васильку?

– Совсем, – кивнула таможенница, – не видишь, печать СМБ?

– Вижу, – согласился купидон, поправляя пустой колчан, – И что, совсем-совсем нельзя? Давай мы как-нибудь потихонечку, мышкой, на цыпочках.

Кто-то из «мышек», девушка не разглядела кто, заржал заправским першероном, хотя вроде бы ничего смешного сказано не было.

– Нельзя, – отрезала Эль, – даже на цыпочках.

– А нам-то чего делать, таможня?

– Идите через другой пост. Ближайшие в Каэрлаэне или Срегге.

– Это где? – вконец озадачился блондин. – Ты попонятнее объясни.

Таможенница почесала кончик носа, поскребла бровь, потёрла ухо. «Попонятнее», так, чтобы дошло до красавцев, не выходило.

– Прошу вас, – Рернег, невесть когда успевший очутиться за спиной Эль, протянул купидону карту. – Я отметил дорогу, – подумал и добавил, – красненьким отметил.

Правда, его предупредительность никто не оценил. Карту-то блондин принял и даже развернул, вот только держал он её вверх ногами. Да и таращился на значки так же осмысленно, как… Как может таращиться на карту купидон.

– Это ж в какую сторону топать? – встрял длинноволосы брюнет, из-за плеча «главного» с поистине детским любопытством рассматривая значки.

– До четверга всё прямо, а там свернёте налево, – доходчиво объяснила Аниэра.

Естественно, когда на самом деле работать надо, сотрудников и с гремлином не дозовешься, а как дурака валять, так они тут как тут.

– Серьёзно, что ли? – блондин снова поскрёб шевелюру, словно умудрился в Полуночном мире не только соломы нацеплять, но ещё и блох.

– Нет, – процедила Эль, злобно глянув на работников. Подчинённые начальственного гнева не оценили, были безмятежны, как сытые младенцы, а Джастина вообще ничего, кроме плесени не волновало, – доберётесь до реки, там, через мост, до Аэрлена. Потом…

– Это сколько же дней, получается? – выломил бровь смуглый красавчик, заранее начав пальцы загибать.

– Двух вам вполне хватит, – пообещала таможенница, – а если поторопитесь, то…

И осеклась, против собственной воли схватилась за голову, хотя, вообще-то, излишне трагических жестов терпеть не могла. Вот только получалось уж совсем неладно – впору и за разные места хвататься, и плакальщицей взвыть. Печати Отрицания, как бы таможенница ни старалась, дольше суток не продержаться. За уроженцев Полуночья купидоны сойти не могли, даже если б очень захотели: слишком румяны, жизнерадостны и бестолковы. Объяснять же каждому встречному, откуда они такие взялись, дело заведомо бессмысленное, да ещё грозящее немалым скандалом. Ну не должны местные знать о Семи мирах – и точка.