А во взрослом времени взлетела ракета. С людьми, между прочим. К далеким звездам. Надолго улетели. О чем и написали в газетах, и чему посвятили очередные речи.

Когда речи отгремели, Еремичев вспомнил о ребятах. Потому что во времени взрослых появилась очередная затея. Вновь связанная с запуском ракеты. Но такой ракеты, чтобы могла вылететь за пределы Галактики и вернуться! Совсем уж какая-то особенно грандиозная ракета. С людьми, между прочим. Вот поэтому-то Еремичев и вспомнил о ребятах.

Вспомнив о них, он подошел к окну и поглядел за границу. Стасик и Рожков сидели почти там же, где прошлый раз оставил их Еремичев. Сидели они на санках, и Стасик горячо в чем-то убеждал сонного по обыкновению Рожкова.

– Эй, - опять не очень-то вежливо окликнул их из своего времени Еремичев.
– О чем дебаты? Хотите мороженого?

– Кто же не хочет?
– резонно ответил Стасик.

И даже Рожков оживился.

– Сейчас угощу.

Еремичев сходил в тот же самый киоск, купил пару пачек пломбира.

– Это вам аванс, - сказал он, протягивая пачки через границу.
– И будет еще, если поможете мне.

– Только никаких ракет, - сразу предупредил Стасик.

– Почему?
– удивился Еремичев.
– Чудаки, это же интересно.

– Может быть, - не стал спорить Стасик и поймал языком сорвавшуюся с краешка брикета каплю.
– Только этот толстый уже не может изобретать никакой техники.

– Это правда?
– спросил Еремичев у Рожкова.

– Ага, - безмятежно отозвался тот, поглощенный поеданием пломбира.

Еремичев вдруг чего-то заволновался, как делали все во времени взрослых, когда чего-нибудь не понимали.

– Ребята, - сказал он, - вы не думайте... Если там мороженое или жевательная резинка... так за этим дело не станет. Можно и посущественное придумать награду...

– Да нет, - сказал Стасик.
– Дело не в этом. Нам не жалко. Просто возраст такой. Мы же растем. Вон у него голос ломается.

– При чем тут голос?
– удивился Еремичев.

– Не знаю. Только все. Никакой техники.

– Жаль, - от души подосадовал Еремичев.
– Ну ладно. Будьте здоровы.

И глубоко задумавшись, навсегда удалился в свое взрослое время.

– И все же я не пойму, - сказал Рожков, облизывая пальцы правой руки.
– На что им эта ракета?

– Да я тебе уже сто раз объяснял, - сказал Стасик.
– В космос летать, чего тут непонятного?

– Это-то я как раз понимаю, - сказал Рожков, на всякий случай облизав и пальцы левой руки.
– А вот что им в космосе надо?

– Ну, как что? Ну... Может, с инопланетянами хотят встретиться, с братьями по разуму...

– Но ракета-то зачем?
– сказал Рожков, вытирая облизанные пальцы о штаны.

– Слушай, отстань, а?
– жалобно сказал Стасик.
– Ну откуда я знаю? А если интересно, спроси у этих, с Альдебарана. Кстати, когда они тебя на связь вызывают?

– Да пора уж, наверно, впрягайся.

– Ох, - тяжело вздохнул Стасик, берясь за веревку от санок.
– Ты знаешь что, спроси, нет ли у них мороженого, а? Жарища сегодня, не могу...

– Ладно. Трогай, - скомандовал Рожков, поудобнее устраиваясь на санках.

Над двором разнесся скрежет полозьев. Скрежет заполнял двор и выползал на улицу. Ни асфальт, ни полозья ничего не знали о границе.

БА-БАХ!

Ветеран Петров сидит на скамейке у подъезда и заслуженно отдыхает.

У пацанов же - летние каникулы. Пацаны в это утро бабахают пистонами. Кладут их на бордюр, а сверху камнем - ба-бах! Или молотком - ба-бах!

– Уау!
– вопят пацаны, когда особенно громко бабахает.
– Полная Америка!

– Америка, - досадует ветеран Петров.
– Далась им эта Америка...

Ба-бах!

Проходит мимо капитан-танкист, даже глазом не моргнет.

– Молодец, - отмечает ветеран Петров.
– Чувствуется выучка.

– Ма!
– вопит белобрысый пацан в замызганных зеленью светлых шортиках.
– Скинь еще патронов!

– Хватит, - сердито отзывается мать из окна на третьем этаже.
– Весь двор и так уже осатанел от вас.

– Ма, ну скинь!

– На фронте тоже мамку будет просить, - не одобряет ветеран Петров.

Весь тротуар вдоль дома усеян бумажной шелухой пистонов.