— Я не вижу вашего лица. И вас тоже не знаю. Только форма отличается.

Минутное молчание.

— Итоги тестов, monsoero, — протянул офицер какие-то бумаги.

— Я примерно представляю, что там. Ладно, сыграем в открытую.

Он со вздохом снял шлем, проделав для этого несколько манипуляций. Тёмные волосы, незнакомое лицо мужчины средних лет.

— Ты действительно меня не знаешь?

— Нет.

— Несовпадений и искажения фактов не зафиксировано, — вставил офицер.

— Замечательно. Как ты, говоришь, тебя зовут?

— Андрей Александрович Мединцев.

— Анри Стетервиль. Совпадает только имя, я думаю, в вашей стране оно распространено?

— Наверное. В моём классе тёзок не было, в параллельном — сразу двое.

— Ладно, я подумаю, что с этим можно сделать. Вызову завтра. Отведите его обратно.

— А можно…

— Есть вопросы? Задавай.

— В тюрьме не очень комфортно…

Мужчина расхохотался, хлопая себя руками по бёдрам.

— Нет, ты слышал, Райнер? Твою lenten считают тюрьмой!

— Это lenten, молодой человек, — проговорил офицер, — карантинное помещение. В ваших воинских частях есть неполный аналог, как это слово?

Он пощёлкал пальцами.

— Гауптвахта. Слово, заимствованное из другого языка. К тому же, не совсем подходящее.

— В ваших частях там держат солдат, совершивших правонарушения. У нас — карантин, как по болезни, так и по… несовместимости. Временное пристанище, изолятор. Впрочем, если кто-то нарушит дисциплину, его тоже отправляют туда.

— Нам запретили разговаривать…

— Правильно, а ещё рассадили в разные помещения по одну сторону коридора, чтобы вы не могли сговориться о показаниях. Видишь ли, юноша. Молодой человек, столь похожий на тебя, больше не является обычным или необычным, как преторианец, охранником. Впрочем, поговорим завтра.

— Вечер в хату! Добра ворам…

— Ты чего несёшь? — отец Андрея дал звонкий подзатыльник дяде Серёже, тот аж руками всплеснул, — где этого нахватался? Не нужно нам здесь… романтики. Тебя долго не было, Дюш.

— Допрашивали…

— Я только одного не понял, — сказал Сергей, потирая затылок, — зачем нам совали фотографию?

— Там один из охранников на меня похож. Сильно.

— И это, конечно, не ты?

— Конечно, нет. Когда бы я успел?

Андрей обвёл взглядом новую камеру. Она была просторнее, чем первая, но так же грубо обработанная и с примитивными удобствами. И лежак не один, а целых четыре.

— Они сказали, что это не тюрьма, а что-то вроде гауптвахты при гарнизоне. Просто нас надо было допросить и исключить сговор.

— О как.

— Да пошутил я, пошутил!

— А что ещё сказали?

— Что поговорим завтра. Не знаю, со мной одним или всеми сразу. Наверное, раз всех свели в одно место, со всеми.

— Если ты похож на того охранника, они, может быть, подумают, как это использовать.

— Я не знаю, что у них может быть на уме. Пап, а ты их раньше встречал?

— Да, тот отряд всадников, в самом начале. Не «серые» любители пыток и убийств. Наверное, нам повезло. Да, всё никак не было времени спросить — где вы девчонок оставили?

— Наталья твоя дома. Со Светиком я поругался… Думаю, уйдёт. Она к тёще пока сбежала. Мне ж машину пришлось продать, чтобы взять подводный буксир и второй гидрокостюм. Дорого весь этот подводный хлам, и все продавцы долларов хотят, они ведь в Японию за ним ездят. До корабля дядь Паша подвозил. Буксир мы там, возле шлюза бросили, потому что тяжёлый. Пропала машина, короче.

— Нда…

— И если бы никто в пещеру без страховки не полез…

— Да всё, всё, мне стыдно! Прости, братишка. Я не знаю, что на меня нашло. Понял, что там, впереди, что-то очень необычное.

— Увидел?

— Увидел…

— А мы по телеку смотрели. Там бойня шла с целой чужой эскадрой. И наши её отчихвостили, они бежали, роняя тапки.

— Наши?

— Совместно с этими подземлянами. Конечно, командовали они, и основное дело сделали тоже они. Не советуясь ни с кем.

— Как у Америки пригорало, наверное…

— Не знаю. Они сразу заявили, что по секретной причине не собираются вступать со Штатами в контакт, ни при каких обстоятельствах.

— Ого!

— Да, прямо так и сказали. Регент сам говорил, перед переговорами с нашими.