У бегуна, что выхватывал сумки у девушек, ноги стали гораздо удобнее для этого дела, точно как у кузнечика, длинные и коленями назад. Правда, теперь спортсмену неудобно стоять – тело падает вперёд, и поэтому он лежит на боку, истерит над ужасом своих серых, гнилых конечностей, наблюдая разлагающуюся кожу голеней, на которых из раскрытых язв вытекал гной и отваливались куски от плоти.

Рядом с ним стоял аферист, держа свой вывалившийся мозг из прогнившей дыры в голове. Он ошарашенно глядел на сгнивший орган и неизвестно как думал, как и кого убедить спасти своё никчёмное существование.

Был там и убийца с конечностями как у богомола вместо рук, такими же острыми. Теперь нож не нужен – с такими лапами в самый раз протыкать жертву, присваивая содержимое его карманов.

Людские тела изощрённо трансформировались в то, что человек заслужил, чем занимался в течение прожитого, и специфических фантазий преисподней хватило на каждую грязную душу. Но были и нетронутые тела, души не настолько искушённые пороком. Моралисты, сохранившие лицо, веру, а теперь и нетленность собственного тела. Их было мало, ничтожно мало. Но они были.

Яроврат смотрел на это с той же обречённостью, как и тогда, во время непонятной войны, когда он укрывался от перекрёстного огня у торца здания школы, школы, в которой остались дети…

Явление первое

Яроврат инстинктивно пригнулся под гнётом глупых пуль, выглядывая из-за угла, наблюдая как вражеские солдаты приближаются к школьным дверям. Он слышал страх детей внутри здания, видел, как идёт война. Война шла, шла как человек, как большой, плечистый воин она шагала по стране; она и была человеком. В глазах первых злодеями были напавшие, в глазах оккупантов злодеями были первые, и поэтому на них было необходимо напасть. Этот мужик иногда шел на хитрости и не брезговал помощью мирных. Причиняя боль и разбивая сердца, он порождал ненависть у нового поколения, обеспечивая тем будущие новые войны.

Что такое человеческая жизнь?

До войны это игры на детских площадках, звон колокольчика первого сентября, запах цветов в руках влюблённого юноши, яркая улыбка счастливой девушки, пение скворца добрым утром, поцелуй матери.

Сколько стоит человеческая жизнь?

Во время войны это пара литров крови и один патрон, чтобы пустить её, а если есть возможность не расходовать боеприпас, то любой колюще-режущий предмет или братская пуля на двоих или троих, сколько сможет пробить. Человеческая жизнь теперь стоит меньше патрона, меньше сапог, если они свежие.

Яроврат наблюдал ситуацию и понимал: когда враги попадут в здание, дети сыграют роль живого щита, будут страховкой от штурма. После больших потерь личного состава, оставшегося не в лучшем положении, моральные планки упадут и у наших. Штурм будет, и живой щит падёт. Яроврат скалился от злости на себя, бессилия, оттого что не в силах это остановить. В его голове рождались весьма импульсивные рассуждения:

– Сколько сейчас стоит моя жизнь? Одну шельму в лицо или шею, и смерть неизбежна. А чего стоит моя жизнь? Вот этот вопрос уже поинтересней… Чего он стоит, если допустит стрелков в здание?

Яроврат выглянул вновь, враги прятались за бетонной клумбой, уже в тридцати метрах от дверей. Эти оставшиеся тридцать метров были последними, но пустыми, дальше прятаться негде. Но врагов за клумбой дюжина, а Яроврат один – остальные не смогли так близко подобраться.

Сейчас эта дюжина будет штурмовать двери, которые наверняка заперты, им будет не до внимательности, они останутся на открытой площадке и будут спешно выбивать ставни – шептал нашему герою внутренний голос. Он его никогда не подводил, и в острых жизненных ситуациях герой всегда знал, как поступить.

Так и произошло, чертова дюжина как один ринулась к дверям, бросив отстреливаться. Яроврат вышел на полкорпуса из-за угла, присел на колено, чтобы отдача Калашникова не уводила мушку, выровнял дыхание, и начал выцеливать незащищённые места. Над мушкой своего автомата, метров за сто за врагами, он увидел гражданского. Молодой парень в кожаной косухе сидел на заборе и улыбался ему. Герой стал махать глупцу, чтобы тот ушёл с линии огня, но рокер продолжал сидеть и болезненно, отчаянно улыбаться.

Пока Яроврат жестикулировал заблудшему, его заметила дюжина, закричала, задёргалась, немного даже растерялась в глупых попытках укрыться на открытой местности, но затворы всё же щёлкнули, и шквальный огонь открылся. Пули создавали оглушительный свист и воздушные вихри рядом с головой Яроврата. В этот момент слеза заблудшего рокера скатилась по поверхности рваной щетины, и разбилась об асфальт. В месте с ней разбивался бронежилет героя, и только зелёные нитки отлетали от дуршлага.

Яроврат стоял на колене, оглушенный и шатающийся от ударов в туловище. Но он стоял, а враги падали один за другим. Герой не слышал звон ударившихся об асфальт гильз, не слышал глухие падения вражеских тел, он просто жал на спусковой крючок, направляя ствол в нужную сторону.