И если бы эта Иезавель, дабы меньше вредить, и впредь бы молчала, или подобным же образом исчезла, еще не начав говорить вредоносные вещи! Как представляется, явившемуся в женском облике демону было запрещено говорить, чтобы обличилась пагубная болтливость женщин. И кажется неправдоподобным, что подлинное потомство может произойти от такого рода фантасм. Потому море не выбросило мертвое тело этого юноши, не уступило его напоследок земле, что было бы в согласии с разумом и природой, будь он подлинным человеком. Хотя этому утверждению, по видимости, противоречит другой рассказ, который мы некогда слышали, а многие подтверждали это дело.

В Кельнском диоцезе возвышается над Рейном знаменитейший и огромный дворец, что зовется Нимвеген. Когда однажды собралось там множество князей и даже, как некоторые говорят, присутствовал император, к берегу пристала ладья, которую тянул привязанный золотой цепью за шею лебедь, а все, пораженные столь необычным делом, поднялись на это посмотреть. Оттуда выскочил новый рыцарь, никому не знакомый; лебедь же, как привел ладью, так же точно, увлекая на цепи, увел ее оттуда. Рыцарь оказался крепок в брани, в советах предусмотрителен, в делах предприимчив, послушен господам, врагам тягостен, любезен товарищам и отраден друзьям; он нашел себе знатную жену, чьим приданым был обогащен и родством защищен. Он породил с нею детей, а по истечении немалого срока, сидя в том же дворце, он видит своего лебедя, подплывающего с той же ладьей и цепью. Он немедля встает, поспешает, всходит на ладью и больше не появляется. От его детей произошло много знати, и доныне многочисленное потомство его существует и возрастает. И в нашем Лангрском диоцезе, говорят, доныне есть много знатных людей, владельцев замков, ведущих род, словно порождения ехиднины [924] , от змея, которого отец их предка или еще более древний прародитель, войдя в глухие углы леса, нашел в обличье женщины, прекрасной и облеченной драгоценными одеждами. Увидев, он тотчас ее полюбил, похитил, унес с собою и, довольствуясь тем приданым, что никто не мешал ему соображениями родства или свойства, обручился с помощью церковных служителей. Он прижил с нею детей и многие дни и годы по великой своей любви пренебрегал тем, что родители и родина жены ему неведомы. Она же получала большое удовольствие от купальни и ходила туда с великой охотой. Она не терпела, чтобы ее видели голой, даже какая-нибудь из приближенных девиц, но, когда все было приготовлено, она, выслав всех, оставалась одна в покое и запирала дверь изнутри. Наконец случилось так, что одна из ее служанок, от любопытства заглянув в щель в стене, увидела не женщину, а змею, омкнувшую своими кольцами и извивами купальню. Много раз видя подобное и сильно удивляясь, она наконец открыла тайну беззакония [925] своему господину. Он не меньше ужаснулся при упоминании змеи, легко дав себя убедить и быстро поверив, что какая-то беда вышла из-за его неведения о происхождении жены. Он дождался благоприятного часа: о чем слышал ушами, то и узрел очами и остолбенел, весьма удивляясь, что после старинной вражды между женщиной и змеем заключен меж ними новый союз. Он не мог таить свое открытие, но с криком ринулся в оное ее убежище и вломился туда. Женщина же исчезла и никогда больше ему не показывалась, не стерпев, что была застигнута в змеином обличье.

Пусть же никто не обвинит и не укорит меня тем, что в речах такого рода я, по-видимому, склонен вдаваться в любопытные вещи и рассказывать достойное удивления. Пусть всякий слушатель прилежно рассмотрит и добросовестно обдумает, куда клонится наша речь и на что она нацелена. Я хотел бы, признаюсь, сделать ненавистною похоть, грязью которой наслаждаются, погрузившись в нее, ангелы Сатаны, дабы христианин должным образом избегал сладострастия как подруги демонов и гнушался ее как спутницы идолопоклонства.

<...>

<…> Нельзя опустить сказанного Бедой о змии, обольстившем Еву [927] . Ведь диавол выбрал некий род змия, имеющего женское лицо, ибо подобному приятно подобное, и наделил его язык даром речи. Есть распространенное предание, что некоторые женщины превращаются в змей, и узнать их можно по белой перемычке, как бы повязке, на голове.

Мнение, что женщины превращаются в змей, удивительно, но его не стоит отвергать. Ведь в Англии мы часто видели, что в полнолуние люди превращаются в волков; таких людей галлы называют герульфами, англы же — веревольфами: were по-английски значит «муж», а wolf — «волк» [928] . Говорят также, женщины Греции и Иерусалима очень часто тех, кто пренебрежет их вожделеньем, удивительным родом заклинания превращают в ослов, и те несут труды и бремя в ослином образе, пока сами виновницы не сжалятся и не снимут наказание [929] . Не знаю, приписать ли это обману очей или тому, что демоны носятся по миру и мгновенно воссоздают элементы вещей, о коих тут идет речь, как говорит Августин о жезлах, превращенных магами в змей [930] .

Я, со своей стороны, знаю о вещах, о которых некогда слышал достоверный рассказ. В области Экс, в нескольких милях от города Экса, есть замок Руссе, что смотрит на долину Тре [931] . Когда хозяин этого замка по имени Раймонд однажды в одиночестве ехал на коне вдоль по течению реки Лар, внезапно предстала ему дама, никому не уступающая в красоте, на богато убранном коне, в драгоценных одеждах и украшениях, и, услышав от него приветствие, в ответ назвала его по имени. Слыша от незнакомки свое имя, он удивился, но все же, как обычно, начал игривыми речами добиваться от нее податливости. Она ему возражает, что вне супружеского союза это дело недозволенное, но если он согласится на ней жениться, сможет наслаждаться желанными объятьями.

Чего же больше? Рыцарь соглашается с условием брака. Но она объявляет, что он будет наслаждаться высшим земным счастьем в их супружестве, пока не увидит ее нагой; она предупреждает, что коли узрит он ее нагой, всякого счастья лишится, и сообщает, что он едва сможет сохранить жалкую свою жизнь.

Наконец он соглашается на брак и принимает условие. Пылкий и кипящий, он почитает нетрудным всякое условие, что поможет ему достичь желанной ее постели. Они скрепляют условия и заключают брак. Благополучие рыцаря возрастает, и вскоре благосклонность и приязнь людская, обилие земных благ и крепость телесная так у него приумножаются, что он превосходит равных себе и уступает лишь немногим знатным и славным; людям приятный, всем любезный, он украшал свою доброту благоразумной щедростью и учтивостью и породил сыновей и дочерей несравненной красоты.

Когда же по прошествии долгого времени дама однажды, как у них принято, принимала ванну в своих покоях, Раймонд, вернувшись со звериной и птичьей ловитвы, несет куропаток и другую дичину в подарок жене, а пока еду готовят, какое-то побуждение или внушение навели рыцаря на мысль увидеть жену нагой в ванне: он решил, что если от запретного зрелища наготы и была ему суждена опасность, то уже выветрилась от долгого времени, что они живут вместе. Сообщает муж жене свое желание, а та возражает, напоминая ему о счастье, которое они долго вкушали благодаря соблюденному условию, и грозит злосчастьем, которое наступит, коли условием пренебречь. Но рыцаря, ринувшегося к своей пагубе, не удерживает угроза наказания, мольбы не склоняют его отказаться от безрассудного намерения и подумать о своей пользе.