Из партизанского отряда летчика отправили в госпиталь, на Большую землю.

…После войны летчик случайно встретился с Таней на аэродроме в Москве. Он должен был вести самолет, на котором Таня возвращалась домой с конференции сторонников мира. Летчик узнал Таню, очень обрадовался и повел ее знакомиться со своими товарищами.

— Это партизанка Татьяна… Таня. Она спасла меня от смерти, — рассказывал он летчикам.

— Не совсем я. Скорее спасла вас Книга. Это она услышала…

— Верно, верно, и Книга! Где она теперь, не знаете?

— Как же. Знаю. Сразу после соединения с Красной Армией мы отдали ее колхозникам. И теперь она несет свою службу в колхозе…

Такая вот история партизанки Книги.

1962

Загорелый, худой, в пестрой тюбетейке и коротких штанишках, Ленька важно шествует по набережной. С одной стороны он держится за бабулину руку. Бабуля маленькая, круглая, в соломенной шляпе. С другой стороны вышагивает Ленькин дед. Высокий, сухощавый, во франтоватой черной форме морского офицера, с кортиком на боку, с золотым якорем на белой фуражке, с тремя крупными звездочками на погонах. Капитан первого ранга… Лопнуть можно от зависти!

А Ленька даже не оглядывается на наш теплоход, на нашу палубу, на нас с Аликом.

— Ну что, — говорю я Алику, — видел, какой у Леньки дед? А ты не верил.

— Подумаешь! Мой папа…

Я знаю, что Алик скажет дальше. Он обязательно начнет хвалиться, что его папа капитан теплохода. И что он, Алик, со своим папой, может, сто раз ходил (Алик не ошибется: он не скажет, как несведущий в морских делах человек, «плавал» или, еще хуже, «ездил», Алик скажет «ходил»), ходил и по Волге со всеми ее теперешними морями, и по Волго-Донскому каналу и, может, заходил в сто городов.

— Папа — это неудивительно. А вот дед!

Взрослый человек, я понимаю, что это плохо, что это совсем не педагогично вот так не дать человеку высказаться и, можно сказать, оборвать его.

— Подумаешь!.. — не хочет сразу сдаваться Алик.

— Папа что. А вот дед, да еще такой, как у Леньки, — вот это моряк! Вот это капитан!

Последнее я говорю наугад: я совсем не уверена, что Ленин дед водил в плавание корабли, как водит их отец Алика. И все равно говорю так.

Алику это не нравится, и он норовит как можно быстрее отвязаться от меня.

— Подумаешь! — пренебрежительно бросает он опять, уже мелькая над трапом загорелыми ногами. Достигнув верхней палубы, он не свешивается, как обычно, вниз круглой стриженой головой, не машет рукой мне на прощанье, не приглашает в гости.

Все понятно: обиделся.

Ах, Алик, Алик…

Ах, Леня, Леня…

И у меня вдруг становится легко и весело на сердце. Как хорошо, что у Лени есть такой дед!

Показались они на палубе уже где-то под Угличем, когда все пассажиры вышли поглядеть на колокольню, что высилась над волнами Калязинского водохранилища. Еще не так давно эта колокольня возвышалась на площади города Калязина, а теперь она служит маяком для капитанов.

Первым откуда-то вынырнул круглоголовый розовощекий здоровяк Алик. Забавно было наблюдать за его любопытным курносым носом.

— Ты чей?

— Я — сын капитана! — хвастливо задрал Алик нос.

— Ну-у!..

А за Аликом вышмыгнул вскоре и худой, голенастый Леня. Первое время он не отходил от матери — невысокой, тоненькой, как девочка, женщины с тяжелым узлом смоляных волос. Сначала они долго стояли на носу теплохода, закрываясь от тугого встречного ветра маминым плащом. А потом перешли на корму, поднялись на верхнюю палубу. По выражению их восхищенных лиц было видно, что в путешествиях они новички, что и сам теплоход для них новость.

Назавтра прошел дождь, и палуба сделалась скользкая, как каток. Мальчики это сразу оценили и уже вдвоем «катались на коньках»…

Алик и правда был сыном капитана нашего теплохода и капитанши, молодой располневшей женщины, которая редко когда показывалась из своей капитанской каюты.

А Леня… Дома знакомые заверили его мать, что «втиснуть» мальчика на теплоход будет все равно что раз плюнуть. И она отважилась и взяла сына с собой, хоть в путевке черным по белому было написано: «Детям до шестнадцати лет путешествие на теплоходе не разрешается». И конечно, натерпелась горя. При посадке ей предложили либо оставить сына, если есть родственники или знакомые в Москве, либо самой отправить его самолетом домой, а потом догонять теплоход. Ни того, ни другого она не могла сделать. И она умолила капитана разрешить ей взять сына с собой, пообещав, что тут же отправит телеграмму и сдаст его своим родителям в Саратове. На том и порешили.

Мальчики вскоре подружились и были неразлучны.

Как сын капитана, Алик чувствовал себя в привилегированном положении. Он был на теплоходе, в особенности среди команды, своим человеком и потому водил Леню — новичка в путешествиях — по всем закоулкам теплохода. Спускался с ним в трюм и, с разрешения старшего механика, даже в машинное отделение. Но там, в машинном, от шума и грохота мудреных машин, которые двигались и делали что-то все сразу, Леня только глох и ничего не мог ни понять, ни различить. Мальчики не раз заглядывали и в капитанскую рубку! И там, совсем как его отец, капитан, как старпом, Алик сам командовал: «Право руля!», «Лево руля!», «Полный вперед!»