Шрифт:
— Как вы думаете, Иван Васильевич, не забракует ваша жена мою работу? — расставляя посуду, обратилась к Воронову Даша.
— Жена — не знаю, а я так забраковал. Не вижу на столе главного.
— В переводе на язык хозяина означает — живительной влаги. За это я не отвечаю, — усмехнулась Даша и встретила взгляд Лагоды.
Как ее красила улыбка!
И не сказал бы, что красива. Но когда Даша смеялась, смеялось все ее лицо, каждая ее черточка: свежие полные губы и особенно глаза — темные, живые, всегда немножко грустные.
Даша была среднего роста. Прямая, с легкой походкой и чуть закинутой вверх головой. Волосы свои она, как ни пыталась, не смогла приучить, и они свободно падали на плечи. Это делало ее моложе.
— Как Маринка? — подвигая Даше кресло, когда она все уже расставила на столе, обратился к ней Лагода.
— Маринка? Спасибо, ей получше. — Поблагодарила и удивилась: откуда он ее знает? И в свою очередь спросила: — Вы уже познакомились?
— Да…
И Даша уловила в коротком ответе что-то недосказанное.
— Я так радовалась этой командировке. Никак не могла предположить, что такое случится… — И помрачнела, изменилась в лице.
— Самое страшное позади.
— Вы что, были у нее? — вдруг о чем-то догадываясь, встревоженно спросила Даша.
— Был, и не однажды. Мы с ней друзья…
Теперь ей все стало ясно. К Маринке приходил вовсе не ее отец, не Андрей. За эти годы он и не вспомнил о ней. Удовлетворился, и так легко, тем, что Даша не хотела их встреч. Но Маринка! Как поверила в то, что это был он… Неужели не узнала? Так, значит, стосковалась…
Бледная, закусив нижнюю губу, Даша сидела неподвижно, тщательно разглядывая и не видя вышитую подушечку на диване. Подбородок ее мелко-мелко дрожал.
— Ну, не надо, не надо, чего уж теперь, когда все позади, — обняла ее Галина Васильевна. — Платон каждый день бывал у Маринки.
Но Даша только отрицательно покачала головой — не надо об этом больше. Она сделала еще одно усилие сдержать ту жестокую обиду, которая переполняла ее, рвалась наружу вместе со слезами.
И превозмогла себя.
— Огромное вам спасибо, Платон Иванович. Сначала я решила, что это Андрей, отец ее, приходил, — немного помолчав, добавила она. И, чтобы не портить другим вечер своим настроением, повернулась к Вороновой: — Я ведь ненадолго к вам, скоро опять к Маринке…
— В такой час? — удивился Воронов. — Тебя же никто туда не пустит. Позвони по телефону и все узнаешь.
— Нет, пойду. Погляжу хоть, как спит, — она улыбнулась.
— Я с вами, Дарья Петровна, возьмете?
— Ради бога! — как доброму старому другу, обрадовалась она Лагоде.
— Тогда быстрее все по местам! — приказала Галина Васильевна.
— Чтобы все хорошо кончилось, осушим по чарке этого невинного напитка, и бог с вами, ступайте. — Воронов налил каждому по рюмке белого портвейна.
— За Маринкино здоровье, — поднял рюмку Лагода.
— Спасибо, Платон Иванович. И за ваше. — Даша была растрогана.
Поужинали наскоро, Даша спешила. Платон вообще ничего не ел, ссылаясь на обед, который сегодня был позднее обычного. Вороновы догадывались о его состоянии и не настаивали.
— Я сейчас. — Даша побежала к себе и вернулась уже одетая. — Готовы, Платон Иванович?
— Да, только никак не найду шапки.
— Хлопцы примеряли, наверное, у них в комнате, — вспомнила Галина Васильевна.
— А может, и мы свою старость на люди вытащим? — предложил жене Воронов.
— Нет, нет, отдохни, тебе еще в редакцию, — категорически отказалась Галина Васильевна, делая мужу какие-то знаки.
Он ничего не понял, но согласился:
— Нет так нет.
— Будете потом на себя пенять, — попробовала сагитировать их Даша.
— Пускай дома сидят, что им теперь эти ночи лунные, — пошутил Лагода.
А вечер и вправду выдался необыкновенный. Над притихшим городом высоко, в холодном сиянии, торжественно проплывала луна.
Этот вечер заполонил Дашу и Лагоду, как только они вышли из дома. Молчание прервал Платон:
— Обидно, что завтра уже ехать.
— Как завтра? — Даша остановилась, и глаза их встретились.
Лагода держал ее под руку, и только сейчас она увидела белый рубец на его правой щеке — от подбородка к уху.