Шрифт:
В Королищевичах тогда, как, кстати, и сейчас в наших даже очень прославленных Домах творчества, существовала твердая «табель о рангах»…
Я жила в тот летний месяц, конечно, в пятой комнате. Иван Мележ с дочкой Людочкой (она еще в школу не ходила) занимал седьмую. Тогда он работал, по-моему, над «Мінскім напрамкам» [3] и страшно волновался, нервничал, потому что в седьмую комнату его поселили «временно»… должен был приехать Кондрат Кондратович Крапива с Еленой Константиновной, а они обычно занимали именно седьмую комнату. Во всяком случае, об этом был предупрежден Мележ. И, хотя Кондрат Кондратович с Еленой Константиновной приехали где-то уже к самому концу срока, рабочее настроение было нарушено ну и, конечно, самолюбие Мележа задето.
3
«Минское направление».
Мне хорошо запомнился тот молодой Мележ. Я ни разу не слышала, чтоб он когда-нибудь повысил голос, чтобы дочка его не послушалась. Слово его закон, но закон этот был не в тягость. Девочка вставала вместе с отцом, умывалась и, как взрослая, сама расчесывала и заплетала чудесные светлые косы с розовыми бантами. Глядя на них двоих со стороны, нельзя было не восхищаться ими, не позавидовать…
Помню, мы тогда часто ходили на прогулки в лес, ходили по землянику за Довнорову хату — там были тогда такие незапаханные полянки, окруженные дубняком и редкими кустами колючего шиповника. На тех прожаренных солнцем полянках как насыпано было зрелой душистой земляники… Теперь уже не осталось и следа от тех полянок, от дубняка, шиповника, земляники. Неумолимой железной поступью шагает линия высоковольтных передач…
Ходили мы туда с Лидой Киреенко, покойным Алесем Стаховичем и Мележем (никак не поднимается еще рука написать о Мележе «покойный»…).
Стахович неизменно шутил и флиртовал (иначе с женщинами обращаться он не умел), а Мележ срывал то для одной из нас, то для другой — чтобы лишнего не подумали! — душистые кустики земляники и напевал модную в те годы песенку:
Мы с тобою не дружили, Не встречались по весне, Но глаза твои большие не дают покоя мне.И нам обеим, тогда еще совсем молодым женщинам, было приятно слушать его…
…В ноябре семьдесят четвертого года в Ялтинском доме творчества нас, белорусов, собралась целая колония. Микола Аврамчик, Лидия Арабей со своим мужем, художником Евгением Ганкиным, поэты: Кастусь Цвирка, Алесь Ставер, Иосиф Василевский.
Не помню, то ли заводной и компанейский Иосиф Василевский, а может, скорее, Микола Аврамчик — кто-то из них — подал мысль всем нам вместе навестить Мележа — он в это самое время как раз отдыхал в Мисхоре вместе с Лидией Яковлевной в санатории «Белоруссия».
И вот, не долго собираясь, на катере отправились мы в Мисхор. Приехали к «тихому часу». Зашли к дежурной сестре, сказали, кто мы и к кому. …Сестра, отнюдь не выразив радости по поводу нашего приезда, все же пошла к Мележам. Вскоре вернулась со словами: «Он сейчас выйдет», — и опять села за свой столик.
Чувствуя себя неловко, что явились, не предупредив — отступать было некуда, — мы остались ждать.
Прошло довольно много времени, и в глубине широкого светлого коридора опять открылась боковая дверь, и на пороге показался Иван Павлович. В знакомом всем нам сером пиджаке. Такой некурортный, такой непляжный…
Он шел к нам и приветливо улыбался.
— Прошу прощения, что заставил ждать… Сегодня у меня трудный день. Была тяжелая процедура…
У него и на отдыхе, и в санатории были «тяжелые дни»…
Нам надо было просить прощения: это мы, можно сказать, подняли его с постели, когда ему так нужен отдых…
— Нет, нет! Лучшего лекарства, чем вы привезли, не придумают никакие врачи! — Он действительно был искренне рад, что вот мы всей оравой захотели с ним повидаться, приехали и тоже бесконечно рады этой встрече. — Вон вы какие все молодцы… — поздоровался с каждым из нас за руку Иван Павлович. — Идем же, посмотрите мое жилье.
Микола Аврамчик спросил, работает ли он здесь, пишет ли.
— Пишу роман в предбаннике, — он усмехнулся, и лицо его как будто стало еще бледнее.
Он жил тогда в люксе.
Лауреат Ленинской премии. Депутат Верховного Совета. Народный писатель… У него было уже все: успех, признание, слава… Было все! Не было только здоровья.
Жилье действительно было люксовое. Телевизор. Ковер во всю комнату. Мягкая современная мебель…
Приглашая нас сесть, он так же шутливо пожаловался:
— А письменного стола нет…
Была в том люксе еще и спальня. А вот письменного стола действительно не было… Он повел нас показать, где пишет роман. Действительно в «предбаннике». В тесной комнатушке (без окна) перед ванной комнатой стоял небольшой столик. Даже не письменный, а позаимствованный по такому необычному случаю у кастелянши или сестры-хозяйки.
На столике горела настольная лампа и лежала рукопись. И еще на столике — это прежде всего бросилось в глаза — на подносе огромный разрезанный арбуз! Наверно, арбуз был и лекарством: врачи рекомендуют их почечникам.