Здесь же остроухие умудрились извернуться — и почтить древние традиции людей, и не наступить на горло своим. Все цветы были живыми, пересаженными в горшки-полусферы вместе с корнями. При желании их завтра же можно посадить в саду.

Я чувствовала гул магии, исходящий от полусфер. Чары для поддержания жизни. Более ничего подозрительного, сколько ни осматривала дары, не обнаружилось. Многие из цветочных горшков эльфы снабдили записками — короткими или велеречивыми. Нос заполнял сладкий аромат, настолько сильный, что я распахнула окна, хотя ночь и была откровенно холодной.

Цветы трогать не стала, хотя на первый взгляд все растения были мне знакомы, наутро стоит подумать над значением этих тонких посланий. Не могли бутоны и соцветия оставаться у эльфов просто бутонами и соцветиями.

С трудом, но я сняла тяжёлое ожерелье и положила его в изножье кровати. Усталые пальцы будто онемели, не желая слушаться. Глаза слипались, от усталости почти подташнивало.

Неладное я почувствовала лишь, когда принялась за шнуровку платья. Голова закружилась, дыхание перехватило, сердцебиение ускорилось, будто я долго-долго бежала под раскалённым солнцем. В горле зародился крик, от осознания того, что я ошиблась. Не заметила опасности, ставшей роковой. Но позвать на помощь я уже не могла, тело свело судорогой, ноги отказали, разом онемев. Боли от падения уже не было, как не было и других чувств, кроме страха.

Умирать оказалось так просто.

Бледный серебристый свет изливался на летнюю ночь. Нечеловеческие глаза Альвэйра улавливали малейшие движения листвы, полёт белокрылых мотыльков и летучих мышей над головой.

Спокойная благодать, каких выпало немного на долю этого ущелья.

Беспокойству в ней было не место. И всё же именно оно заставило сначала замедлить шаг, а затем и вовсе остановиться меж буйно цветущих зарослей ночных цветов.

Тот, кто жил внутри него, спал, убаюканный эликсиром, что Альвэйр успел пригубить после потери контроля на празднике. И глыба льда, разросшаяся в груди, ярче всех свидетельств давала понять — зелье ещё действует.

Значит тревога принадлежала исключительно лорду Дома вереска. И значит она в действительности была очень сильна, раз он почувствовала её даже под воздействием зелья.

Часы избавления от того, кто жил внутри него, были временем оледенения и безмолвия. Альвэйра охватывала столь непроглядные тьма и холод, словно он очутился в глухом каменном мешке. В котором не было никого, кроме его самого. Смертельно усталого, ожесточённого и уродливого. Ошмёток души того Альвэйра, что жил под этим небом до смерти Олиэ.

Вот только тьма с недавних пор перестала быть безраздельной и ледяной. Лорд Дома вереска перестал быть в ней один.

Он видел её, одинокую алую нить, почти теряющуюся на фоне густой черноты, но всё же существующую. Засевшую глубоко, будто шип, что способен разрастись кустарником и опутать с головой.

Эльф предпочитал не замечать эту хрупкую связь. И, видят боги, обычно игнорировать её под шёпот внутренней сущности было легко.

Но сейчас перед мысленным взором мужчины не было ничего, кроме легчайшей алой паутинки. И отчего-то вид её, помимо прежнего чувства отторжения, вызывал тревогу.

Он нехотя потянулся к Эльрис через эту зыбкую связь. До сих пор он делал это лишь дважды, и с каждым его прикосновением к нити та становилась крепче и осязаемее. И с каждым глотком близости, что дарила она, отказаться от моментов единения с чужой душой было всё сложнее.

Заледеневшим призраком он устремился вперёд, предчувствуя трепет чужой, такой хрупкой и одновременно колючей души. Но… дорога, ведущая к ней, вдруг истаяла, почти исчезая.

Альвэйр застыл, будто громом поражённый. Дрожащие пальцы коснулись похолодевшего разом лба. Он слишком хорошо помнил это чудовищное чувство беспомощности.

Расстояние до дома Эльрис исчезло в единый миг, эльф покрыл его на одном вдохе. Стороннему зрителю показалось бы, что чёрная тень стелется над землёй, настолько быстро он двигался — как не мог ни один другой бессмертный, не то, что человек.

Но медленно, слишком медленно. Паутинка, за которую он ухватился, дрожала, готовая истаять от его прикосновения. Внутренности скрутило от боли. Человеческая клятва, что взяла Альвэйра в плен, собиралась стребовать с эльфа высокую цену…

Он успел подумать, что неведомый убийца и не помыслить не мог о такой удаче. Разом прихлопнуть и леди, и лорда Дома вереска.

Громоподобный голос обычно сдержанного Альвэйра перебудил весь дом. Испуганные бледные слуги что-то бормотали, но он не слышал их слов, лишь потребовал немедленно привести к нему Кэлеана и некоторых других доверенных родичей.

Если Эльрис… если оба они умрут, жрец и остальные сумеют разобраться в происходящем.

В её комнате было тихо и спокойно, будто девушка давно спала. Вот только не было её в своей постели. Недвижимая и не подающая и признака жизни она распростёрлась на полу в окружении сладкого запаха цветов.