– Это чьё? – заглядываюсь на дорогие вечерние платья.

– Покойной жены Аронова.

– А зачем он это хранит?

Петровна лишь пожимает плечами, вероятно, не имея ответа на мой вопрос.

– Сказал не трогать.

– А как Вика к этому относится?

– А ты как бы отнеслась?

– Не очень, – морщусь.

– Вот и она также, но спорить с ним бесполезно, да и отношения у них гостевые. Всё же, хозяин этого дома он.

– Лариса Петровна, а почему Альберт Витальевич не сделает ей предложение?

Женщина оглядывается по сторонам, будто нас кто-то может услышать и заходит в гардеробную, закрывая двери.

– Я как-то набралась смелости и спросила, а он ответил: «Через десять лет мне будет шестьдесят четыре, а Вике сорок три. Не уверен, что хромой и старый смогу стать достойным конкурентом мужчинам, которые будут её настойчиво добиваться». Вот так, – разводит руками и тянет меня за собой в спальню. – Так что, дело в нём.

– Он же понимает, что в какой-то момент Виктория захочет семью и поставит его перед фактом – выбор сделать придётся.

– Скорее всего, выбор он сделает не в её пользу, и девушка просто уйдёт сама.

– Самое гадкое, что может сделать мужчина, поставить женщину в такие условия, при которых она оставит его сама. Либо определись, либо скажи человеку, что он тебе не нужен.

– Права ты, конечно, но пусть разбираются сами.

Оборачиваюсь, чтобы напоследок окинуть взглядом гардеробную. Островский не пожелал избавляться от шрамов, каждый день в отражении напоминая себе о прошлой жизни, Аронов же хранит своё прошлое в этих вещах. Оба на крючке, застыли на стрелках часов, которые для них больше не идут и есть только одна сила, способная сдвинуть их с места – любовь.

Дни летят быстро для обитателей дома и одновременно медленно для меня в ожидании возвращения Островского. Болезненная необходимость лицезреть его каждый день отдаётся тоской и желанием утонуть в опасной синеве. Воспоминания нашей близости нагло врываются в сны, словно на повторе, и я просыпаюсь со стойким чувством стыда.

Теперь для него я одна из тех, кто с лёгкостью уступил напору и капитулировал без сопротивления, позволяя присвоить своё тело. Не знаю, что на этот счёт думает сам Парето, но, вероятнее всего, теперь я лишь пустое место, не заслуживающее даже его взгляда. Он любит сложности, а моя простота не прибавляет очков, делая меня лишь интересом на одну ночь.

Я всё время прокручиваю тот самый вечер, начиная от приказа появиться на празднике, заканчивая просьбой принести спиртное. Точный расчёт или простая случайность свела нас в его коттедже? Возможно, Островский, являясь великолепным стратегом, с лёгкостью просчитал моё поведение и точно знал, что вечер закончится сексом. Одёргиваю сама себе, запрещая изводить многочисленными предположениями, потому что в отношении Константина Сергеевича ни одно из них не сработает. Я вижу частное, он же, в свою очередь, нацелен на общее.

– Лен, я в город с Гришей. Поедешь? И Тася прогуляется хоть где-то, кроме сада и дома.

Сегодня уже суббота, выходной, поэтому дочка бегает по двору, катает снежки и резвится в снегу. Петровна молчит, не предупреждая о приезде хозяина, а заодно и Островского.

– Мы едем. Десять минут и выйдем.

Снимаю форму, переодеваясь в джинсы и свитер. Хватаю Тасю и иду к машине, в которой уже сидят Гриша и Петровна.

– Поедем в торговый центр. Мне кое-что купить нужно. Через пару недель собираюсь к дочери на несколько дней, внукам подарки обещала привезти.

– Вы уедете?

– Дня на четыре, не больше. Приёмов не предвидится, поэтому ты легко справишься сама.

На кухне сама-то я справлюсь без особых усилий, но без Петровны я фактически один на один с Островским. Аронов не счёт, на кухне он никогда не появляется, вызывая кого-то из нас с помощью внутренней связи. Исключение составляют моменты, когда, принеся кофе, я попадаю на обоих мужчин сразу, и Альберт Витальевич старается завязать разговор, выясняя подробности моей жизни под пристальным взглядом Парето.

Въезжаем на парковку огромного центра под визги Таси, которая всю дорогу не умолкала, умоляя отвести её в детский городок. В саду она общается с детьми, играет, резвится, выходные же для неё проходят слишком спокойно, не позволяя избавиться от накопленной энергии. Петровна с Гришей отправляется на второй этаж, а мы поднимаемся на четвёртый, и сразу на выходе из лифта, Тася срывается с места в направлении детского городка. Смеюсь, с трудом удерживая дочку и ускоряю шаг. Сажусь напротив входа, со стороны присматривая за Тасей, которая через десять минут знакомится с какой-то девочкой её возраста и эмоционально о чём-то беседует. Радуюсь, что мой ребёнок общительный и открытый новым людям, и вспоминаю себя в детском доме: тихая, зажатая девочка с огромными серыми глазами, которая дёргалась от каждого шороха и с трудом заводила знакомства. Дети открыто называли меня странной, сторонились и не брали в компании, потому что я отказывалась участвовать в шалостях, предпочитая тратить силы на книги. Со временем я просто привыкла к одиночеству и тишине, изредка составляла компанию Елене Николаевне, старшему воспитателю, когда требовалось выполнить монотонную и кропотливую работу.