– Поехали, поехали! – директор УТТ, как всегда прекрасный и белозубый, тащил за собой Старикова с языком на плече и фотоаппаратом на груди. – Ты где ходишь, Гера? Открытие базы через двадцать минут!

– Бегу, бегу, Владимир Александрович, дайте минуту!

– Тридцать секунд! Двадцать девять, двадцать восемь…

Я метнулся в кабинет, сменил батарейки в диктофоне, сунул новую кассету (ту, с записью с кладбища, по совету Соломина спрятал в месте… довольно неожиданном), прихватил блокнот и карандаш – и выбежал на улицу.

– …четыре, три, два… О, Белозор. Успел. Поехали! – Конечно, у Исакова не было шофера, и он гонял на служебной «Ниве», как таксист Даниэль из хорошо известного французского фильма.

Почему «Нива», а не «Волга»? Потому что УТТ. «Волга» – автомобиль замечательный, но в условиях полесского бездорожья и необходимости регулярно мотаться по отдаленным объектам Исаков отдал предпочтение полному внедорожному приводу. Расстояние от редакции до Озерной, где расположилась база управления, мы преодолели минуты за три, нарушив все правила и безбожно превышая скорость. Молодой директор только скалился и иногда ругался, выворачивая руль и выписывая немыслимые виражи, выжимая газ и дергая рычаг коробки передач.

– Всё, я – переодеваться, а вы тут ждите! Делегация вот-вот прибудет, – Владимир Александрович аки сайгак выскочил из «Нивы», хлопнул дверью и перемахнул через шлагбаум на проходной, ураганом ворвавшись в здание конторы.

– А я – блевать, – сказал Стариков и пошел в кусты.

Кусты были аккуратно подстрижены, газон – выкошен, заборчик сверкал свежей краской, и вообще, автобаза была в прекрасном состоянии. Может быть, потому что новая, а может – из-за того, что Исаков по-другому не может.

Стариков вышел из кустов, вытирая рот. Лицо его приобрело уже оттенок более живой.

– Меня никогда не укачивает, – сказал он. – С десяти лет. Этот Исаков – чудовище.

Чудовищ тут водилось предостаточно. Толкать речи на сорок минут перед собравшимися транспортниками, невзирая на стоящее в зените солнце, это тоже чудовищно, бесчеловечно и антигуманно. Но товарища Сазанца – секретаря Дубровицкого райкома КПСС – такие вопросы, как гуманность и человечность, волновали в последнюю очередь. Он разливался соловьем, время от времени промакивая от пота свою лысину и крупный нос платочком. Полные люди всегда обильно потеют, у этого партийца по кустистым сросшимся бровям разве что ручьи не текли, а ему хоть бы хны.

Вообще, всем своим обликом он мне кого-то напоминал, но солнце пекло прямо в башку, скука стояла смертная, и я не мог сосредоточиться. Все эти речи с точки зрения газетного журналиста – огромная потеря времени. Цитировать – разве что пару предложений. Пересказывать всё близко к тексту – тоже не стоит. Два абзаца, мол, товарищ Сазанец отметил успехи дубровицких транспортников-нефтяников и личный вклад товарища Исакова в дело укрепления материально-технической базы кровеносной системы Дубровицкого нефтегазодобывающего предприятия – вот и вся цена вопроса… Ужас и кошмар, при таких раскладах забываешь, что прочел в начале строчки, дочитав до ее конца. А слушать и вовсе невозможно.

После партийца слово взял генеральный директор Дубровицкого НГДП товарищ Савицкий. Он был, в отличие от Сазанца, краток. Вы молодцы, мы молодцы, партия молодцы, все – молодцы! Ура, товарищи!

Я аплодировал едва ли не громче всех, Стариков фотографировал счастливые лица. Еще бы им не быть счастливыми – жара такая, а эти треплются и треплются, и вот – закончили!

На банкет журналистов, конечно, никто не оставил. Зато Исаков прислал водителя, который отвез нас в редакцию. И «ссобойку» нам передал, такой заботливый – бутерброды с колбасой, баночку красной икры и бутылку грузинского вина. Шикарно живут нефтяники-мазутчики!

Грузинское вино я отдал Старикову – с меня грузинского чая хватило с утра пораньше, воспоминания не самые приятные остались. Да и вино мне сегодня явно было противопоказано: я все-таки намеревался изложить на бумаге свое видение ситуации с кладбищем, пусть пока никому и не показывать. Но это – сверх нормы. А норма сегодня – материал про автобазу, так что садись, Гера, за «Ундервуд» – и вперед, включай производственный процесс.

Это только в фильмах американских про журналистов и писателей наша работа выглядит стильно. Мол, сел такой одетый с изящной небрежностью джентльмен за стол, отпил кофе из красивой кружки, помассировал виски – и давай с интеллектуальным видом по клавишам стучать. И буквочки такие над ним летают, складываясь в гениальные слова и предложения – компьютерная графика и не такое может.

На самом деле всё куда прозаичней. Я, например, чтобы написать сто строчек заметки об открытии автобазы кофе попил три раза, сожрал все бутерброды и сходил в магазин за сахаром – он на кухне кончился. А еще – починил скрипучий буфет! Что угодно сделаешь, только бы ничего не делать. Прокрастинация [1] – ужасная штука. Благо не дома писал – там наверняка еще бы и огород пошел копать.

Так что материал по кладбищенскому расследованию я набирал уже в самом конце рабочего дня, и здесь даже если бы небеса обрушились мне на голову, я бы не отлепился от печатной машинки. Потому что – увлекся. И история получалась на самом деле жуткая, Стивен Кинг мог бы мной гордиться.