Шрифт:
Она даже применила запрещенный прием – слегка прикусила нижнюю губу. Ну да, чертовски привлекательно. Ну и что?
– Ага, – сказал я. – Почему не пойдешь к тому офицерику?
– Да как ты смеешь?! – вот она и показала свою истинную сущность.
Зонтик внезапно оказался сложенным, и Машенька со всей своей бабьей дури ляснула меня им по голове.
Руку я, конечно, подставить успел, но получилось болезненно. Она принялась лупить меня почем попало, и я отступал, пока не уперся спиной в холодный металл «Волги», которая стояла у самой калитки Пантелевны. Мне наконец удалось вырвать зонт из рук разъяренной фурии и отшвырнуть его прочь.
– Дура! Господи! Какая же ты дура! Тебя даже бить противно. Ты ведь не поймешь ни черта…
– А мне – не противно, – сказал Таисия и ухватила Май за волосы, и вдруг коротко, без размаха – бах, бах – два раза приложила ее лицом об капот.
Ого! Я не понял, откуда Тася появилась, и уж точно не ожидал такой развязки! Машенька тоже была в шоке. Из носа у Май сочилась тоненькая струйка крови, на глаза навернулись слезы, от былого шарма театральной музы не осталось и следа – так, побитая девка.
– Кацапская про…дь, – неуверенно пискнула она. – Разлучница!
Тася отпустила ее волосы и завязала потуже поясок халата:
– Ну-ну, – проговорила она и слегка сменила стойку. – Скажи еще хоть слово, и я тебе вырву клок волос. Будешь ходить, как индеец – без скальпа. Ты яйца выеденного не стоишь, а считаешь себя королевой бензоколонки. До Белозора тебе еще расти и расти, понятно? Очнись, подруга! Ты играешь Елену Премудрую, Бабу Ягу и Анку Пулеметчицу в народном театре райцентра, а корчишь из себя Айседору Дункан! Тебя прокатил очередной хахаль, и ты пришла плакаться к Гере в жилетку, а Гера вдруг резко поумнел? Вот так досада! Тебе сколько лет? Двадцать семь? Тридцать два? Стоило бы понять – люди могут меняться… И измениться самой. Нет? Вижу, что нет…
– Сучка, – сказала Май. – Он всё равно будет моим.
– Пф-ф-ф-ф! – Тася склонила голову набок. – Может, и будет, а может, и нет. Как сам решит. Но сначала я поставлю тебе бланш – под любой глаз на выбор.
– Курва! – Май подобрала зонтик и пошла по лужам прочь.
Жалкое зрелище. Более жалким в этой ситуации был только я.
– Знаешь, – мне пришлось говорить это вслух, – я чувствую себя полным кретином. За меня только что дрались бабы.
– Ты не кретин. Ты джентльмен. И большой молодец, – Таисия встала на цыпочки и заглянула мне в глаза. – Всё правильно сделал. Не важно, что будет у нас с тобой дальше – с этой женщиной тебе точно не по пути.
А потом вздохнула:
– Зря я ее об «Волгу» ударила. Жалко машину.
– Угу, – сказал я. – Пошли в дом. Я вина купил десертного. И шоколадку. И сервелат.
– Шоколадка – это хорошо… – улыбнулась уголками губ Таисия и спросила: – А что такое «кацап»?
Глава 24, в которой ведутся странные разговоры и появляется Лопатин
– Товарищ Белозор? – раздался ничего не выражающий мужской голос, и я обернулся. – Пройдемте.
На самом деле я достаточно давно понял, что этот тип ко мне обратится – раньше или позже. Не заметь я его на парковке у «Хозтоваров», сейчас этот мужчина с непримечательным лицом уже получил бы по голове. Кому понравится, когда к нему подкрадываются и гаркают в ухо? Тем более что события последнего месяца здорово сделали мне нервы. А тут серолицый шатен в плохом костюме и с рыбьими глазами. Внешность весьма характерная.
Он даже попробовал взять меня за локоть, но локоть я выдернул.
– Представьтесь, пожалуйста, – очень вежливо произнес я. – Не привык, чтобы меня трогали незнакомые люди.
Его физиономия поскучнела:
– Вы ведь понимаете…
– Не понимаю.
Мужчине пришлось доставать корочку с тремя заветными буквами и фамилией – Ершов. Буквы были не те, что на заборе пишут, а другие. Гораздо более приличные.
– Итак, товарищ Ершов, теперь я готов пройти с вами. В машину – и на улицу Малиновского?
– Ну почему же сразу на Малиновского? Давайте присядем вон хоть на лавочку и побеседуем. Мы ведь с вами одно дело делаем, работаем на благо советского государства… Так ведь?
– Да-да, в меру своих сил – на пользу советского народа и родной Дубровицы, – оговорочку он, надеюсь, не заметил.
– Ну вот, значит, и бояться вам нечего, – Ершов улыбнулся.
Лучше бы он не улыбался.
Мы прошли за магазин и сели на лавочке под раскидистой ивой. Опричник достал пачку сигарет, сунул бумажный цилиндрик, набитый табачными опилками, в рот и спросил:
– Курите?
– Нет.
– А я закурю, – он чиркнул спичкой и затянулся. – Вы не против?
– Курите, ради бога.
– Бога? А вы верующий? – Ершов выпустил клуб дыма.
Я пожал плечами.
– А мой ответ что-нибудь изменит?
– Да нет… Просто пытаюсь понять, что вы за человек.
– Вы о моей личности поговорить пришли? Кажется, вы офицер, а не психотерапевт.
– По долгу службы порой приходится и психотерапевтом становиться. Но в целом вы правы. Вы – персонаж интересный, Герман Викторович, но речь не о ваших последних эскападах и даже не о работе в архивах…