Пришлось сходить к Арине Петровне, чтобы она припудрила мне рожу: мелких царапин на ней было полно, и полумерами было не отделаться, на фото я казался бы то ли рябым, то ли прокаженным. А потом я заявился в кабинет к шефу в полном комплекте обновок, заработал его недовольный взгляд и оттопыренный большой палец от Старикова. А вот присутствие полковника Привалова было сюрпризом – я думал, после темы с кладом их от меня с души воротит.

Но нет. Улыбался и даже руку мне пожал. Ян Генрикович Стельмах прочистил горло и сказал:

– Товарищи! Мы собрались здесь, чтобы в присутствии главного редактора и представителей коллектива любимой газеты всех дубровчан… – он обвел жестом девчат, которые украшали собой скучное мероприятие, выстроившись в рядок у стеночки, набрал воздуха и продолжил: – Чтобы официально выразить вашему уникальному сотруднику, товарищу Белозору Герману Викторовичу, самую искреннюю благодарность за большой вклад в дело охраны природы и… Ну и за спасение главы районного отделения Белорусского общества охотников и рыболовов, то есть меня, тоже. Рад сообщить, что мне выпала честь вручить Герману охотничий билет и принять его в наше братство стражей леса! А в качестве поощрения за активную жизненную позицию – выделить путевку на кабана!

Это был поистине богатый подарок! Получить лицензию на отстрел секача в это время – дело практически невозможное…

– И ждем новых интересных материалов!

Я по-пионерски отсалютовал:

– Всегда готов!

В дело вступил Привалов. Он произнес несколько общих фраз о том, что такими сотрудниками, как Гера Белозор, должна гордиться вся советская пресса, вручил мне грамоту с благодарностями и коробку с ценными подарком. Это был магнитофон, аж целая «Электроника-311 стерео» – мечта любого журналиста. Я уже видел, как плотоядно облизывались на него коллеги, и подумал, что, скорее всего, и оставлю его родной редакции.

А Привалов уже пожимал мне руку, позируя для Старикова. Лапищей своей он сдавил мою ладонь и просипел:

– Я же просил без самодеятельности, Белозор! Ну какого ж хрена? – А в полный голос сказал: – Огромное человеческое спасибо, уверен, что сотрудничество советской милиции с прессой в целом и Дубровицкого РОВД с газетой «Маяк» в частности будет и дальше таким же плодотворным! Спасибо, товарищ Белозор!

Все зааплодировали, я – не очень. Кисть руки болела после рукопожатия полковника. Он, видимо, на самом деле был в ярости. Не знаю уж, из-за чего именно, но скорее всего – его накрутили из-за истории с кладом и Гохраном, или всё еще не решился вопрос с кладбищенским делом… А может, еще что-то, мне неведомое. Гадать было сложно, дерьма на вентилятор я набросил столько, что разгребать предстоит не один месяц.

В общем, мероприятие скомкали, а когда все начали расходиться, шеф буркнул:

– Гера! Останьтесь…

Я остался.

– Вы особенно не отрывайтесь от реальности. Ваши выбрики – это ваше дело, но работа страдать не должна. Или вы намереваетесь теперь проживать свои двадцать пять процентов и жить бездельником и тунеядцем?

– Ни в коей мере! Готов к труду и обороне! – вытянулся в струнку я.

– Уволить бы тебя к черту, Гера, за всю ту ересь, что ты в последний месяц чудишь, но жаль такого полезного сотрудника терять… В общем – бери машину, бери Анатольича – и едешь на очистные сооружения к Драпезе. Там у них новые фильтры ставят, вот и напишешь…

Да уж. Кстати о дерьме и вентиляторах.

Оказалось, Привалов взбеленился из-за активности Волкова. Полковник глупым человеком не был, сложил два и два – поговорил с Гахрамановым и Василием Николаевичем и понял, что из дела с мореным дубом торчат мои уши. А для него как начальника РОВД масштабные водолазные работы на дне излучины Днепра привели к прискорбным последствиям: появлению нескольких «висяков» – с тех самых корчей сняли полдюжины трудноопознаваемых трупов. Вот оно что!

А на клад ему было плевать. Это Гохран разбирается, а не милиция, а Гохран к Министерству финансов относится. Забрали и забрали, выплатили и выплатили. В общем, всё было не так страшно. Разве что лучше мне было пока не отсвечивать и поумерить активность, но на это рассчитывать не приходилось. Материал про кладбище всё еще лежал под сукном у шефа и, судя по товарищам, которые захаживали в его кабинет, ждал своего часа. Товарищи были непростые – например, первый секретарь райкома комсомола Соколовский, который, говорят, метил на место Сазанца. По крайней мере, какие-то подвязки у него в Гомеле имелись, чуть ли не на уровне обкома партии – это с одной стороны. А с другой стороны, говаривали, что и сам главред «Маяка» тоже подумывал о продолжении партийной карьеры и мечтал вернуться в райком на правах второго, а то и первого секретаря… Захаживали и Волков с Исаковым, и Драпеза – с ним у шефа были давние «вась-вась».

Сложно было сказать, станет ли жить в Дубровице лучше при молодом и ушлом Соколовском или матером и видавшем виды Рубане. И уж точно я не собирался становиться пешкой в игре партократов. И статья моя про кладбище была написана вовсе не для этого… Так что от подобных интриг меня брала грусть. А вот от того, что в районе началось шевеление благодаря моим «вбросам», я радовался от всей души.

На Гидролизный зачастили межведомственные комиссии из Минпрома и Минжилкомхоза, Сашу и Сережу вроде как подвинули вверх по служебной лестнице, Дубровицкий райжилкомхоз и Теплосеть официально заявили, что совершенно не против закупить модернизированные котлоагрегаты для того, чтобы использовать лигнин в качестве топлива. В долгосрочной перспективе это позволяло здорово сэкономить.