Я выскочил из палатки и изобразил нечто, напоминающее победный танец папуасов. Мне тут же захотелось ухватить в руки лопатку и копать дальше! Там ведь совершенно точно должен был лежать еще один… Нет – два, конечно, два горшка с деньжищами! И, в конце концов, четверть от найденного – это так мало, поэтому нужно копать больше, еще больше! Никогда не думал, что окажусь таким алчным человеком… Я заставил себя напиться воды, слегка перекусить, отдышаться и только потом перепрятал амфору в укромное и приметное местечко: под корнями ивы, в сыпучем желтом песке, где не видно будет следов земляных работ.

А после этого – накинулся на вешки с удвоенной силой и был вознагражден: отличная серебряная фибула в виде розы тут же была завернута в бумагу и перекочевала в карман брюк: я решил подарить ее Таисии, перед этим очистив в нашатырном спирте. Стоит ли говорить, что я копал как одержимый, пока солнце не начало клониться к закату? Оставалось пять или семь вешек, когда щуп вновь наткнулся на что-то крупное и на сей раз – металлическое! Почему бы горшку не быть котлом, например? Я отбросил щуп в сторону и, позабыв всякую осторожность, принялся копать…

– Ы-ы-ы-а-а-а… – Я ни черта не слышал.

Просто ничего. Из моего рта вырывались какие-то звуки, но я не слышал даже собственного голоса. Кровь из носа заливала губы, подбородок, майку, штаны… Зрение расфокусировалось, перед глазами плясали золотые круги, голова, кажется, раскалывалась на части, ребра ломило.

Секунду назад я ткнул лопатой в яму, а теперь едва поднялся на колени, пытаясь понять, что произошло. Мне понадобилось, наверное, несколько минут, чтобы более или менее прийти в себя. Я по очереди пошевелил руками и ногами, всеми пальцами. Ощупал ребра – слева конкретно болели два, и я надеялся, что это просто ушиб или трещина, а не перелом.

Кажется, я проглотил стакан крови, прежде чем она перестала течь из носу. Слух до конца так и не вернулся – по крайней мере, пока. Я перебрался к своей палатке на четвереньках, потому как вставать на ноги боялся – земля тут же начинала выплясывать и выгибаться под подошвами ботинок.

Мне даже не хватало сил, чтобы подумать о том, какой же я всё-таки дебил. Алчность застила глаза и сделала мою память избирательной – я помнил про историю с какими-то боеприпасами во время экспедиции Богомольникова, и там тоже кто-то едва-едва не погиб, но отметал их, поскольку «здесь ведь не было боев!» «Не было боев» и «я не читал про боевые действия под Моховом» – это две разные вещи! Да и вообще, для того, чтобы какая-то взрывоопасная хреновина оказалась на обрывистом берегу Днепра, вовсе не нужно было, чтобы здесь кто-то с кем-то рубился. Кто-то пошел справить нужду под камень и посеял гранату – чем не вариант? Их тысяча, таких вариантов!

Богомольников тогда взял моду при каждом сомнительном случае вызывать саперов, у него даже одно время жили в лагере два офицера, им нравилось так проводить отпуска. А я сунулся с суконным рылом в калашный ряд…

Хватит с меня и одной амфоры. По крайней мере, пока. Тут бы в себя прийти да живым остаться, а то мало ли – заработал сотрясение, останусь на всю жизнь контуженым! Мне хватило ума поснимать с гвоздей бинты, чтобы вешки не были такими заметными. Нашарить их и без металлоискателя можно, но обнаружить случайно – вряд ли. Небольшую воронку от взрыва я засыпать не стал – если его слышали и обратили внимание, то прибегут и придется объяснять, что к чему. А так, хотел мусор закопать, ткнул лопатой – подорвался. Бывает! Повезло – живой.

Думал я всё это вяло, туго… По-хорошему нужно было выбираться к людям, ехать к врачу, но хотелось только одного – лечь и полежать. А какая на хрен разница, где лежать – в палатке или дома на кровати? Правильно, тут, в палатке, воздух чистый и нервничать никто не будет.

– Алло! Алло! Соломин? Это Белозор! – я стоял в телефонной будке и закидывал в щель таксофона одну монетку за другой.

Не денарии, конечно, закидывал – копейки.

– Чего орешь, Белозор? – его голос доносился до меня как через слой ваты.

– Контузило! Я нашел кое-что, очень важное! Слышишь?

– Это ты не слышишь, горе луковое! Я всё прекрасно слышу, меня-то не контузило!

– А? Что? В Лоев приезжай, – продолжал надрывать связки я. – В Ло-ев! Слышишь?

– Слышу, чтоб тебя! Тебя половина отдела слышит, чудо в перьях! Что ты там опять устроил?

– Подорвался! И нашел что-то! Но я живой, приезжай в Лоев, я у музея подожду столько, сколько надо!

– У Привалова отпрошусь и приеду. Никуда не уходи!

– А? Да, буду тут, только за мороженым отойду!

– Белозор!

– А?

– Ты – настоящая заноза в заднице, знаешь?

– Что?

– Уши на что? Жди давай!

Орал я действительно громко, потому как скопившиеся у телефонной будки лоевчане смотрели на меня как на дебила. В общем-то, я на него и был похож: прическа, лицо и одежда мои пребывали в самом плачевном состоянии. Даже милиция подходила, но удостоверение журналиста их успокаивало, по крайней мере – пока.

Я вышел из будки, и туда сразу же заскочила какая-то дебелая ушлая тетка: она сообразила, что я накидал денежек больше, чем проговорил, и решила пообщаться с кем-то на халяву. Но мне было, в общем-то, наплевать. Заметив на противоположном конце площади киоск «Белсаюздрук» – он же «Белсоюзпечать» и лоток с мороженым, я двинул туда.