кожаных кресел. Они стоят тут с тех пор, как я себя помню, но даже когда была маленькой

девочкой, они уже выглядели старыми. У Брэдфорда никогда не бывает ничего броского, но

думаю, что он из тех людей, которые убирают деньги в свои матрасы или закапывают их в поле.

По крайней мере, именно так я себе это представляю.

— Вчера все прошло нормально? У нас не было времени поговорить. — От его вопроса я

выпрямляюсь.

— Ага. Все было в порядке. Что-то случилось? — Вчера было легко. Мне пришлось

обойти несколько мест и собрать причитающиеся ему деньги. Потом я заехала в магазин к его

маме и купила кое-какие продукты. Оставила ей деньги, которые собрала, и не столкнулась с

проблемами. У меня никогда не было никаких проблем, когда я собирала деньги, либо потому

что мне везло, либо Брэдфорд отправлял меня к людям, с которыми, как он знает, проблем не

будет.

— Ма сказала, что вы с ней ужинали.

Киваю, потому что часто так делаю, когда захожу. Она всегда пытается накормить меня и

говорит, что я слишком маленькая. Я помогла ей приготовить ужин, и она попросила меня

остаться, потому что мне всегда нравится проводить с ней время. Не знаю, сколько ей лет, но

думаю, ей должно быть под восемьдесят. Но, если уж на то пошло, она точно не выглядит и не

ведет себя на этот возраст.

— Ты выглядишь так, будто хочешь о чем-то со мной поговорить. — Он поднимает бровь.

— Ты уверена, что вчера ничего не произошло?

На ум приходит мужчина, у которого я стащила бумажник. Я никогда не пыталась делать

это так близко к тому месту, где живу и работаю. И сделала это только потому, что знала — он

не местный. Кроме того, мужчина сам напросился на это своими глупостями. Может быть, в

следующий раз он не будет недооценивать кого-то, потому что они меньше его. Или у них есть

вагина.

— Нет, все мои сборы прошли хорошо, просто у меня много забот. — Стараюсь не ерзать

на месте. Я доверяю Брэдфорду, но мне всегда не нравилось, что его кабинет находится в конце

длинного узкого коридора, и в нем нет окон. Дверь — единственный выход и вход, и это

заставляет меня чувствовать себя в ловушке. Думаю, это вызывает у Брэдфорда

противоположные чувства, потому что он лицом к двери, и Бог знает, какие пистолеты

приклеены к нижней стороне его стола.

— Выкладывай, Джелли Бин.

Обращение, которым он называл меня, когда я была маленькой девочкой, успокаивает.

Откидываюсь в кресле. Он давно меня так не называл. Может быть, он видит, как я волнуюсь.

Однако продолжающееся покалывание не помогает. Как и мужчина в костюме, который

постоянно проскальзывает в мои мысли.

— Мне нужна работа побольше. Что-то, что принесет мне больше денег, — говорю я, и он

в изумлении выгибает обе седеющие брови. — Не то, чтобы я не была благодарна за то, что ты

мне даешь или что-то в этом роде, я…

Он поднимает руку, чтобы заставить меня замолчать.

— Не думаю, что ты не благодарна, я знаю, что ты благодарна. Знаю, что, когда прошу

тебя что-то сделать, ты это сделаешь. Мне никогда не нужно беспокоиться о том, будет ли

выполнено задание.

— Спасибо. — Улыбаюсь, не заботясь о том, что меня хвалят за то, что я делаю вещи, которые в глазах закона могут быть неправильными. Все равно приятно, когда получаешь

признание за тяжелую работу, даже если она не честная и законная.

— На самом деле, именно поэтому я и хотел поговорить с тобой. Думаю, тебе пора

заняться более серьезной работой. На самом деле, думаю, ты могла бы заработать нам обоим

кучу денег. — Я оживляюсь и придвигаюсь ближе к краю кресла. — Знаю, что ты хочешь уйти

отсюда, и также знаю, что питаю к тебе слабость. Я хочу для тебя самого лучшего, и если это

будет далеко отсюда, то так тому и быть.

От его слов в груди разливается тепло. Мне приходится сдерживать слезы. Это глупо, знаю, но я не привыкла, чтобы кто-то даже в малейшей степени заботился обо мне, и это

приятно.

— Ты не была создана для этой жизни, Джелли Бин, но это то, что ты имеешь. И у тебя

хорошо получается. Ты можешь залезть незаметно даже ко мне в карман, — смеется он, и в его