— Ты опять двери заблокировал, — сопит, когда мы тормозим перед ее подъездом.

— Иди сюда! — Одной рукой обхватываю ее тонкую талию и усаживаю к себе на колени.

— Антон! — смеется, умещая себя в ограниченное пространство салона. — Я сюда не влезу.

— Ты маленькая. — Прижимаю ее к себе, чтобы она упругими булками не руль полировала, а мой пробудившийся вулкан.

— Ай, коленка!

— Эта? — Пальцами правой руки касаюсь ее нежного колена. Веду вверх, задирая невесомую ткань платья. Наблюдаю, как она скользит по коже, покрывающейся мурашками.

— Другая, — шепчет, обвивая мою шею руками.

Гладит мои волосы на затылке — игриво, щекотно. Ее прикосновения действуют на меня одурманивающе. Чище любого допинга.

В тесном салоне стремительно растет температура. Я полыхаю от желания сделать эту обезьянку своей. Только не так — не в тачке средь бела дня на глазах у всех ее соседей. Она заслуживает лучшего: ухаживаний, романтики, заботы. А мне раньше не доводилось добиваться девушку. Потому они у меня и были кобылками. Тем же параллельно, какой жеребец сзади вскочит.

— Что ты делаешь со мной, Рина? — Запускаю пальцы в ее волосы, кладу ладонь на затылок и, притянув к себе, целую. Готов сожрать эти аппетитные губы.

Другой ладонью продолжаю покорять ее бедро. Все выше и выше, пока не замираю, задохнувшись от выстрела в башку.

— Ты без трусов, что ли?

Краснеет, опустив ресницы. Облизывает губы, прикусив нижнюю и робко пискнув:

— Я не ношу белье по два дня подряд. Сменного у меня не было… Так что…

Твою мать!

У меня дрын штаны рвет, стремясь через ширинку на свет пробиться. Внутренности полощет в кипятке накатившего возбуждения. Челюсти судорогой сводит.

— Ты точно меня угробить решила, — дыша через раз, бормочу хрипло и ногтями скребу по ее голой ягодице. — Нравится издеваться надо мной, да?

— Как будто у тебя давно секса не было, — ворчит тоном, приправленным скрытой агрессией. Неужели ревнует?

— Не было. Ты же мне весь кайф обламывала все эти пять дней.

— Всего пять дней.

— С тобой это целая вечность.

— Бедненький, — хитро улыбается, поблескивая своими голубыми глазками. Ноготком ведет по моей щеке, вдавливая все глубже. — Заметь, я тебя на привязи не держала. Отпустила и с той звездой в бикини уединиться, и к Инессе. Твои проблемы, что эти рыбки с крючка сорвались.

Да не они сорвались, а я. Смотрел на них и понимал, что ни черта не испытываю, кроме гадливости, как к общественному толчку на вокзале. Даже минет от них противен был. И все потому что эта мелкая пакость жужжала в мозгах, напоминая о своей невинности. Она же дрочит своей неумелой рукой круче, чем те на опыте заглатывают!

Осторожно приподнимается, ощутив упирающееся давление в самую сладкую точку. Стыдливо прячет взгляд. Смущается, чего я, кажется, вообще никогда в своей жизни не видел. Оказывается, девушка становится самим очарованием, когда ее щеки пылают от смущения, а не от скачек.

— Почесали отсюда, пока я не взорвался!

Открываю дверь и выпускаю ее на улицу. Сам хлебаю воду и делаю несколько глубоких вдохов, поправив брюки в области паха.

Выйдя из тачки, осматриваюсь. Вижу своих парней неподалеку. Один в машине у соседнего дома. Второй — на детской площадке. Клима не видать, как и отцовского джипа.

— Антон, у меня ключи остались в сумке, — спохватывается Рина.

— Генрих давно сделал дубликат, — подаю ей связку новых блестящих ключей.

Сердито поджимает губки.

— У тебя загранник есть? — спрашиваю, бредя вслед за ней.

— Есть. А что?

— Да так. Свалить бы отсюда куда-нибудь подальше.

— Я никуда с тобой не поеду, — посмеивается она, приложив «таблетку» к магнитному замку и дернув открывшуюся дверь на себя.

— Ты же шутишь?

— Нет, блин, я купилась на твои подарки. — Первой входит в лифт и согнутым пальцем жмет на «четверку». Забавная привычка. — Антон, я многое узнала о тебе за эти пять сумасшедших дней, но еще до вчера мы с тобой друг друга терпеть не могли.

Двери за моей спиной задвигаются, и кабина тянется вверх, слегка качнувшись. Наступаю на Рину, опять ловя ее в свои объятия.

— Кто сказал, что я тебя терпеть не мог? — Заглядываю в ее распахнувшиеся глаза. Не ожидала, малышка. — Ты когда с Ринатом ушла, я чуть зал не разнес. Хотел за тобой поехать. Генрих не пустил. Сказал, прибить вас могу. Знаешь, почему? Ревность… Она, падла, штука опасная. Кольнет — и понеслось, что сам потом охренеешь, как накосячил.

— Наш этаж, — кивает она куда-то сквозь меня.