Шрифт:
— Дверь закрой! — велит отец, и мне приходится сделать это перед носом Алики.
Подмигиваю ей, улыбнувшись, чтобы не надумала себе ерунды всякой.
Нотариус перебирает документы и раздает Ксюше и Ринату по целой пачке.
— Ознакомьтесь. Если все верно, подпишите в трех экземплярах.
— Лева, что это? — голос Ксюши дрожит. Она уже догадалась, где он пропадал.
Отец закуривает, выпускает дым и тлеющей сигарой указывает на документы у Рината:
— Автосалоны, автосервисы. Прибыль баснословная. — Следом указывает на бумаги в руках Ксюши: — Машины, недвижимость, компания, счет в банке, акции, инвестиции. Вообще все.
— То есть?
— Это все теперь твое. — Он снова затягивается сигарой.
Нотариус протягивает мне пустой лист бумаги и ручку. Вопросительно изгибаю бровь.
— А ты пиши полный отказ от своей доли, — говорит мне Лев Евгеньевич.
Если это его проверка или единственная возможность получить самое дорогое, что у него есть, то пусть не рассчитывает, что сдамся.
Выдвинув стул, сажусь, беру ручку и начинаю писать, скребя по бумаге в полной тишине.
— Че вообще происходит? — не вдупляет Ринат.
— Я обещал отойти от дел. Вот и отхожу. Тебя устраивает твой кусок? Заметь, он жирнее, чем у твоего брата.
— Ты разыгрываешь нас?
— Нет, не разыгрывает, — желчно усмехается Ксюша и смахивает слезу с щеки, вставая с кресла. — Это из-за нее, да? Из-за Вольской? Ты у нее был?! — срывается, заставив нотариуса вздрогнуть. — Как, скажи мне, ты можешь поставить на нас крест ради какой-то голодранки?!
— Сядь на место. Я ни на ком крест не ставлю.
— Да ты же избавляешься от всех нас! Затыкаешь нам рты своими деньгами! Тебе плевать, что будет дальше со мной, с сыновьями, с Аликой! Ах… На нее тебе особенно плевать! Она же не твоя дочь!
— Ксюша! — шикаю я, но слишком поздно.
Дверь уже открывается, и появившаяся на пороге Алика едва шевелит губами:
— Что значит — не твоя?
— Дооралась? — Подпрыгиваю со стула, бросив ручку. Алика срывается с места и бежит к лестнице. — Молодцы, твою мать! — фыркаю своей семейке и мчусь за сестрой.
Не успеваю. Юркая слишком. Запирается в своей комнате раньше, чем я на второй этаж вбегаю.
— Алика! — Дергаю ручку. — Открой!
— Уходи! — кричит сквозь слезы. — Я-то думала, почему он такой холодный со мной, а тебя все по головке гладит… А оказывается…
Снова и снова дергаю ручку, плечом толкаю дверь.
— Открой, или я ее вышибу! Я не шучу!
— Да пофиг уже! Вышибай!
Слышу звон стекла. Эта маленькая дурочка что-то разбила. Взрываюсь изнутри. Отойдя от двери, напрягаюсь каждой мышцей и в прыжке выбиваю ее, вывернув замок.
Алика сидит на кровати. На ее щеках блестят дорожки слез. В одной руке кусок разбитого зеркала. На другой задран рукав свитшота, а из перерезанной вены толчками бьет кровь, заливая ее джинсы, покрывало и ковер.
Глава 19
Без Антона и Льва Евгеньевича в квартире становится тихо. Ни я, ни мама не решаемся заговорить первыми. Она начинает убирать со стола, а я, взяв из холодильника питьевой йогурт, ухожу в комнату. Я не была тут всего несколько дней, а кажется — целую вечность. Вроде ничего не изменилось, но стало чужим. Наверное, потому что изменилась я.
— Катюш, йогурт не еда, — все-таки сдается мама, заглянув ко мне. — Пойдем я тебе нормальный обед разогрею.
— Не хочу. — Сажусь в кресло перед компьютером и тупо пялюсь в черный экран.
Мама тяжело вздыхает, подперев дверной косяк плечом.
— Кать, ну давай поговорим.
— О чем?
— Обо всем. О нас. О Льве. Об Антоне.
— Не хочу.
— Хорошо. Давай о Радике, — предлагает она, вопреки своей неприязни к нему. — Он, наверное, с ума сходит от неизвестности.
— Радика больше нет. — Откручиваю крышечку и делаю глоток холодного йогурта.
— Как — нет? — недоумевает мама.
— Мы его убили и закопали в лесу. — Крутнувшись в кресле, смотрю в побледневшее лицо мамы. Дар речи она начисто теряет. Не хочет верить мне, но помнит же, чем занимается любовь всей ее жизни.
Только дверной звонок спасает маму от истерики, которую я ей гарантирую.
Помня, что за домом следят люди Громовых, я не препятствую маме открыть дверь. Любая подозрительная личность и на километр к нам не приблизится. Хотя появившийся на пороге гость все равно вызывает массу вопросов.
— Добрый день, Елизавета Геннадьевна! — уже хорошо знакомый мне голос лучится бодростью.
— Здравствуйте. Мы с вами знакомы?
— Возможно, вы меня не помните. Я и сам только сегодня понял, почему мне ваша фамилия знакома. Я Тимур Беркутов. Еще когда я был мальчишкой, вы работали у Громовых…