Шрифт:
— Допер? — хмыкает самодовольно. — Или Катерина надоумила?
— Не важно. Когда?
— Примерно на второй день. Когда твоя Инесса смылась бы с кольцом, а ты охренел бы, выяснив, кого драл весь год.
— Чутье подсказывает мне, что через нас ты крепенько драл Беркута весь этот год.
— Было дело. Просачивалась через твою подстилку липовая инфа майору. А в последнее время ни с того ни с сего Беркут перестал лопать наживку. Тут-то я решил, что пора с Инессой кончать. Мешает она. План был хорош. Она клюнула бы на двадцать два лимона. Но разве я мог представить, чем все обернется?
— А просто сказать мне, кто она, не? Не в прикол, да?
— Надо же было проучить тебя, кобелину, — ворчит Лев Евгеньевич. — Да и Ринат отлично вписался. На вшивость его проверял. Сильно громко лаять стал в защиту этого майора.
— Он тебя не простит.
— Да куда он денется!
Его уверенность в себе до сих пор меня поражает. Этот мужик ни хрена не боится, прет как танк. После стольких лет рискнул сунуться к своей Лизавете, зная, что огребет по фейсу. И ведь сломил же ее!
— Ты жрать не хочешь? — меняю тему, не видя смысла теперь разбираться с тем, как он отымел всех нас.
— Меня Лиза с утра завтраком накормила.
Блестяще! Сам заправился, а мне даже не предложил!
Привожу его домой, и сразу во дворе застаем красочную картину с рыжим пятном в центре. Английская королева нашего Рината, раскрасневшаяся от возбуждения, громче приличного вставляет ему пистонов. И казалось бы — за что? За кольцо!
— Двадцать тысяч! — кричит она. — Я летела сюда из Лондона не для того, чтобы меня так одурачили!
— Какая разница, сколько оно стоит? — Разводит руками Ринат. — После свадьбы будешь носить настоящий бриллиант.
— Да если вы меня уже сейчас здесь ни во что не ставите, где гарантия, что после свадьбы что-то изменится?!
— А ты за меня только ради камешков выходишь? — Брат сердито скрещивает руки.
— Нет, блин, ради фамилии и вечно недовольной рожи твоего папаши!
— Жарко у вас тут, — подкидывает дровишки Лев Евгеньевич, выйдя из тачки и наконец заткнув эту мегеру. — Колечко разонравилось? — Кивает на ее руку. — Так Громовы не бараны — дарить дорогие вещи невесть кому. Кстати, не нравится моя рожа — вон ворота еще открыты. Может, даже успеешь на ближайший рейс до Лондона. Там-то тебя какой-нибудь английский кавалер до макушки бриллиантами засыплет.
Сообразив, в какую лужу она села, рыжая хлопает ресницами и начинает подлизываться:
— Лев Евгеньевич, вы меня неправильно поняли.
— Свободна! — коротко посылает он ее и переключается на вышедшего из дома Клима. — Нотариус приехал?
— Здесь.
— Ксюшу в кабинет подтяни и отвези Евгению в аэропорт. Заждались ее уже в щедрой Англии.
Вижу самое откровенное облегчение на лице Рината. Власть ему больше не нужна, если она достанется таким нервотрепательным путем.
Я ухожу на кухню. Шаурмы мне мало. Вообще всего мало. Как будто дыра внутри. Пустота без блондиночки.
— Добрый день! — лыблюсь домработнице. — Накормите Антошеньку?
Тоскливо вздохнув, протирает столешницу и снимает передник.
— Завтрак подавался утром. А сейчас будьте добры, Антон Львович, обслужите себя сами. Мне еще вещи переглаживать.
— Что, хозяйка не в духе? — Залезаю в холодильник, вытаскивая оттуда контейнеры.
— Не то слово. С раннего утра ко мне придирается.
— Не принимай на свой счет. Отец дома не ночевал, вот она и бесится. Это что?
— Семга в сливочном соусе. Очень сочная получилась. Хотя Ксения Вацлавовна сказала, что есть невозможно. Ну ладно, я побежала. Пока еще за что-нибудь не огребла.
Выложив на тарелку два стейка, разогреваю в микроволновке, достаю хлеб и сажусь за стол у окна. Набиваю брюхо, любуясь, как выволакивают из дома восемь чемоданов рыжей, выпроваживают ее за ворота и усаживают в такси. Ринат даже не целует ее на прощание. Как он вообще с ней схлестнулся? Ему обычно простые девушки нравились, хозяйственные. Кровь тянула к тем, что хорошими женами будут.
— Вот ты где! — На кухне появляется Алика. — Там папа всех вас собирает.
— Кого — нас?
— Маму, тебя, Рината. Антон, что происходит? — Нервно растягивая рукава свитшота, прячет в них пальцы и с немой мольбой смотрит на меня.
Жалко ее, черт! Денег у нее всегда было много, а нормальной семьи так и не дождалась.
Вытерев губы салфеткой, встаю из-за стола и обнимаю девчонку.
— Не парься, сестренка. Что бы ни случилось, тебя мы меньше любить не станем.
Целую ее в макушку и тащу себя в рабочий кабинет. Уже на пороге чувствую, какая колючая тут атмосфера. Нотариус зарыт в кипу бумаг. Лев Евгеньевич крутит пальцами сигару. Ксюша белее снега. Даже Ринат мрачнее тучи.