Шрифт:
Это был очень рискованный момент, но Штейн удержался от выстрела, и Рени продемонстрировала ему пустые руки.
— Прости! Я не за этим пришла к тебе, — она откинулась на спинку кресла и, коснувшись затылком мягкого изголовья, с усталым видом прикрыла глаза.
Спустя некоторое время она выпрямилась и прямо глянула в застывшее лицо Штейна.
— Томас!.. Неужели это так трудно понять? — в её тихом голосе зазвучали тоскливые нотки. — В конце концов, я прошу о такой малости. Всё что мне нужно это адрес девушки.
Это был крик души, который заставил его опомниться. Штейн вернул оружие на место и демонстративно положил руки на стол. Для верности, он сцепил их в замок и костяшки его пальцев побелели.
В течение бесконечно долгого времени, как показалось Рени, он смотрел на неё тяжёлым холодным взглядом и она, невзирая на всю свою спецназовскую закалку, внутренне поёжилась, но продолжала держаться так, будто она здесь хозяйка положения.
Несмотря на все его старания, на прекрасном лице не отразилось ни малейшего волнения, и Штейн сдался. Такое самообладание многого стоило, и он поневоле восхитился мужеством Рени. «Недаром Кошка считалась одним из лучших полевых агентов. Жаль, что болезнь заставила её уйти от нас», — подумал он и, придя в себя, с усталым видом помассировал виски.
— Хорошо! Если ты так просишь, я дам тебе этот чёртов адрес, но вся ответственность за последствия лежит на тебе, — он недобро глянул на Рени. — И учти на будущее, шантаж главы СБ, это далеко небезопасное занятие, даже для тебя.
Внезапно Штейн осознал, насколько был близок к её убийству и его охватил запоздалый страх.
— Mein Gott! — простонал он, вцепившись в волосы. — Иванова, мать твою! Ты хоть понимаешь, что я чуть было не всадил тебе пулю в лоб? Да что с тобой, дурой набитой, разговаривать! Только пустое сотрясение воздухов!
Ругаясь на чём свет стоит, он вскочил и заметался по кабинету.
Рени терпеливо слушала истерику главы СБ и, когда он начал повторяться, она заёрзала на месте. Заметив это, Штейн замолчал на полуслове и, бросившись в кресло, швырнул в её сторону заготовленную записку.
— Пошла вон! — рыкнул он без особого накала в голосе.
Рени ещё в полёте перехватила драгоценную бумажку и, спрятав её в сумочку, направилась к выходу. Но на полпути она вернулась. Штейн подался было назад, разгадав её намерение, но она опередила его и, обхватив лицо упрямца ладонями, притянула к себе его голову и поцеловала прямо в губы.
— Спасибо! Томас, ты настоящий друг, — растроганно проговорила Рени и виновато добавила: — Прости! Поверь, я никогда бы не пошла на такую низость, если бы ни крайняя нужда. И да, если больше не захочешь меня видеть, у меня к тебе просьба, поддержи Мику, когда меня не станет. Хорошо? Пожалуйста, будь верен ему до конца.
В глазах Штейна окончательно погас опасный серебряный огонь. Чувствуя себя виноватым, он не выдержал. Порывисто прижав к себе приятельницу, он чмокнул её в макушку.
— Дура ты, Рени, — произнес он снисходительным тоном. — Знаю, все вы бабы со сдвигом, и мозги у вас набекрень, но до сих пор вы удивляете меня своими дурацкими выходками, — на его лице промелькнула быстрая улыбка. — Но Мике можно только позавидовать: ему повезло с тобой. Даже не знаю, кого я больше из вас люблю, но почему-то кажется что тебя, дорогая.
— Но-но! Не увлекайся! — воскликнула Рени. С трудом вырвавшись из пылких объятий Штейна, она притворно вздохнула: — Дорогой, поезд уже ушёл. Раньше нужно было думать. Как и все остальные девчонки из спецназа, я отдала дань увлечению тобой. Теперь прибереги своё верное сердце для другой, — она положила ладонь на его грудь. Ощутив ровные толчки надёжного вампирского сердца, она грустно улыбнулась. — Только обещай мне не выбрасывать старые привязанности. Хорошо?
— Не беспокойся, всё будет хорошо… скажи, ты на меня не сердишься? — обеспокоенно спросил Штейн.
— О нет! Не сержусь ни за первое, ни за второе, — Рени слегка усмехнулась. — Особенно второе было глупо с твоей стороны, но мужчинам свойственно размахивать оружием. Ладно, Томас, даст Бог, ещё увидимся, — прощаясь, она легонько провела ладонью по его щеке и исчезла за дверью.
Штейн закрыл глаза, и некоторое время сидел в оцепенении, прислушиваясь к затихающему стаккато лёгких каблучков. Затем он вскочил с кресла и, схватив стеклянную безделушку со стола, что есть силы швырнул её в стену. Раздался жалобный звон стекла, и во все стороны брызнули блестящие осколки. Один из них рикошетом отлетел в его сторону, и задел по щеке. Из глубокого пореза потекла обильная алая струйка, но царапина тут же затянулась.
«Идиотки! Все бабы как есть идиотки! Даже самые лучшие из них… Нет! Ну, надо же было додуматься до такой чуши! Я уж было подумал, что она осознала ошибку, но нет. Хладнокровная дрянь! Нужно было пристрелить её под горячую руку. Всё равно семь бед — один ответ, — Штейн яростно заметался по кабинету. — Дожил! Меня во многом обвиняли, но до такого ещё никто не додумался. Здорово! Оказывается, я ещё и педераст!.. И самое обидное, что это сказала распроклятая девчонка, к которой я действительно испытывал нечто похожее на любовь».