— Вы поедете в храм Версаля.

— Вы, видимо, имеете в виду Версальский дворец?

— Хорошо бы вам помолчать и дослушать меня. Нет, я имею в виду тибетский храм Смиренной Секты Богомолов-Вязальщиков, который находится в Версале.

— Ах, это те… которые вяжут? Что ж вы сразу не сказали? — иронически воскликнула почтальонша.

— Я пытался сказать. Итак, если вы исполните все, что вам скажут, — в чем я сильно сомневаюсь, — вы полетите как птица. И нынче же вечером сможете, как и обещали, обнять свою дочь.

Потрясенная женщина схватила листок, который протянул ей колдун. На нем был написан адрес и название станции метро.

— С вас 23 евро. Только наличными, кредитные карточки я не принимаю.

— 23 евро? Это тариф врачебной консультации, — сказала Провиденс, не сводя глаз с листка. — Значит, тибетский храм в Версале?

Она все еще не могла поверить своему счастью.

— И кроме того, вы получите компенсацию от соц-обеспечения, — добавил подлинный фальшивый китаец.

Когда Провиденс села в метро, идущее в самом экзотическом, если не в самом безумном направлении в ее жизни, ей вспомнились слова Мэтра Юэ: «Ваша история немного напоминает те анекдоты, которые мальчишки рассказывают друг другу на переменках — о том, как англичанин, испанец, немец и француз… Ну, а в вашем случае это история об одной француженке, одном сенегальце и одной марокканке…»

Да, он был прав, ее история начиналась как анекдот, но в конечном счете тут было не до смеха. Потому что Заире грозила смерть.

Показания сердцеметра: 2087 километров.

В 1997 году около десяти монахов, членов Смиренной Секты Богомолов-Вязальщиков, были изгнаны из Тибета после того, как их застукали за планированием открытия филиала заводов «Феррари» в местном монастыре. Вдохновленные бестселлером того времени — «Монахом, который продал свой «феррари», — они решили создать антигероя этой книги, то есть заняться автомобилестроением в крупном масштабе. «Монахи, которые хотят снова купить «феррари» украсили собой передовицы местных газет. Вот почему, отвергнутые своим Духовным руководителем, они перебрались во Францию, в парижский регион, с твердым намерением заняться коммерцией. Однако, проникшись монашеским духом на французский манер, они очень скоро похоронили свою идею производства красных спортивных машин класса люкс и увлеклись изготовлением одежды с запахом сыра, то есть совершенно новым направлением, если не считать промежуточного — обуви с запахом мака. В результате маленький буддистский храм в Версале за несколько лет превратился в одно из самых процветающих предприятий региона. Однако в последнее время кризис безжалостно ударил по их бизнесу, даром что они были монополистами в этой области. Единственный договор, подписанный в нынешнем году, предусматривал поставку спортивных костюмов с запахом рокфора, связанных для французской Олимпийской команды по дальности плевания вишневыми косточками (новая дисциплина, придуманная национальным олимпийским комитетом ввиду больших излишков мирового урожая вишен в 2013 году). Лишние (комплекты одежды, а не вишни) послали Фиделю Кастро, человеку, который ввел в обиход бег трусцой в костюмах из лайкры как образец хорошего вкуса и элегантности.

Когда электричка доставила Провиденс по назначению, она убедилась, что между Орли и этим тибетским храмом не больше общего, чем между гульбищем и кладбищем. Ее вдруг объяла мирная тишина, как будто она оказалась в непроницаемой капсуле покоя. Казалось, в этой части света время остановилось навсегда.

Однако если храм Смиренной Секты Богомолов-Вязальщиков действительно обрел приют в этом королевском городе, то по внешнему облику данный приют был ближе к ларьку, торгующему чипсами, нежели к Версальскому дворцу. Судя по виду здания и по вывеске из кованого железа, гордо красовавшейся над входом, культовое место тибетских монахов расположилось в помещении бывшего завода «Рено», заброшенном и загаженном. Над знаменитым черным ромбом автомобильной марки был водружен более современный пластиковый щит с намалеванной на нем хорошенькой головкой богомола, зеленой, как листок мяты. В общем, этому месту было далековато до великолепия короля-солнца и роскошных садов Андре Ленотра.

Провиденс подошла к маленькой деревянной дверце и стукнула в нее позолоченным дверным молотком в виде головки жука-богомола.

«Один батончик «Марса» — и снова жизнь прекрасна!» — подумала она, как в той телерекламе, где юный плейбой стучится в ворота монастыря, чтобы стать монахом, но, откусив от шоколадного батончика, решает вернуться к мирской жизни. В отличие от этого парня она была полна решимости довести это странное приключение до конца. Раз уж она здесь, было бы глупо давать задний ход, не увидев, что скрывается за таинственными кирпичными стенами этого здания.

Ей отворил низенький человечек лет шестидесяти, бритоголовый и облаченный в просторную оранжевую хламиду; он представился Верховным Отцом-настоятелем и выглядел эдаким Папой Смурфом данного братства, разве что без красного колпака и белой бороды. Предупрежденный о приезде Провиденс сенегальцем в дырявой шапчонке, он ничуть не удивился, увидев на пороге красивую молодую женщину, явившуюся к нему погожим летним днем. Коротким взмахом руки, который заставил взвиться его рукав наподобие оранжевого флага (типа «Внимание, купаться опасно!»), он пригласил ее войти.

Они пересекли внутренний двор, в углу которого совсем маленькие монахи играли в петанк, метая шары, похожие на зеленые помидоры. Затем они вошли в главное здание, увитое плющом. За дверью в коридоре их ожидали два точных подобия старика, только помоложе, и он с широкой улыбкой представил их гостье. Они были одинаковые, ну прямо двойня. Вернее, тройня, если считать Папу Смурфа. Такие же низенькие и бритоголовые, облаченные в такие же просторные оранжевые хламиды. Странная у них все-таки любовь к излишку ткани, не говоря уж о сходстве с флагом — предупреждением об опасном купании.

При взгляде на эту троицу становился ясен смысл звания «Верховный Отец-настоятель», ибо мастер, даром что весьма низкорослый, был на две головы выше своих собратьев. На минуту Провиденс почудилось, будто ее окружают детишки в школьном дворе.

Имена обоих младших монахов — а может, фамилии, Провиденс не смогла это определить — были до того тарабарскими, что она сразу решила называть их просто Пинг и Понг, в честь их круглых, как шарики, голов. Она приветствовала монахов кивками, по одному на каждого.