С той минуты, как она вошла в зал, до нее непрерывно доносились отдаленные звуки какой-то тягучей мелодии. Но то ли она уже привыкла к тишине, то ли кто-то слегка увеличил громкость — этого она не могла бы сказать, — музыка становилась все слышнее и слышнее. Нет, вряд ли, — она, конечно, ошиблась. Видно, это голод играл с ней злую шутку.

Где-то в дальнем конце монастыря звучала еле различимая мелодия, которую вели скрипки; она была как две капли воды похожа на «Беднягу» Хулио Иглесиаса. Прислушавшись, Провиденс действительно узнала сладкий голос звезды испанской эстрады. Однако что-то было не так. Испанец не пел, а скорее мяукал. Причем как-то прерывисто. Точно большая кошка, которой прищемили хвост дверью крупного парижского супермаркета в день распродажи. Однако вскоре почтальонша поняла, в чем дело: Хулио вовсе не мяукал — он просто пел по-китайски. И следующий куплет это подтвердил. Исполнялся именно «Бедняга», в этом сомневаться не приходилось.

«Не может быть», — подумала Провиденс. Неужели тибетские монахи слушают Хулио Иглесиаса? Откуда же они о нем знают? Разве философия этих людей не заключается в том, чтобы жить на обочине современности и общества? Как, например, живут амиши, к которым в «Свидетеле» попадает Харрисон Форд. Она попыталась убедить себя, что это просто наваждение, но с каких это пор голод стал вызывать у нее слуховые галлюцинации?

Из ступора ее вывел другой странный звук — шлепанье мокрых ног по татами. Обернувшись, она увидела, что к ней подходит приземистый монах атлетического сложения, ни в чем не похожий на троих прежних. Черное кимоно, короткие рыжие волосы и бородка того же цвета. Монах-инструктор напоминал Чака Норриса в азиатском варианте.

Под его рыжей бородой скрывалось костистое лицо, а вся фигура казалась высеченной из цельной гранитной глыбы. Ни рот, ни глаза не выдавали его чувств.

— Я — Мэтр-40. Но вы можете называть меня Чу Нури.

Чу Нури? Провиденс приняла было это за шутку, но, судя по виду этого человека, он был не расположен шутить. И она предпочла смолчать, подозревая, что этот самый Чу может одним щелчком заставить ее сделать тройной оборот вокруг своей оси, даже не дотронувшись до ее кружевных трусов.

— Может, я сообщу вам то, что и так известно, — сказал он без всяких предисловий, — но для полета нужно быть максимально легкой. Поэтому вам придется избавиться от лишнего веса.

На какой-то миг Провиденс испугалась, что этот китайский техасский рейнджер набросится на нее, чтобы срезать ребром ладони мякоть с ее бедер. Однако монах не сдвинулся с места. Видимо, он счел ее пятьдесят кило и аэродинамичную грудь вполне приемлемыми. Как и 90 процентов мужчин на планете. Что ж, уже хорошо!

— Раз уж мы заговорили об этом, нельзя ли мне съесть хоть что-нибудь, а то я просто умираю с голоду.

Последний раз я ела сегодня в 4:30 утра и вряд ли смогу сосредоточиться вот так, на пустой желудок.

— Ничего себе! Я вам толкую, что вы должны избавиться от лишнего веса, а вы мне о еде!

— Не беспокойтесь, я от еды не жирею.

Инструктор что-то сердито проворчал и нырнул в ту же дверь, за которой несколько минут назад скрылись его коллеги. И почти сразу вернулся, неся тарелку с дымящимся рисом и несколькими мясными фрикадельками. Одно из двух: либо этот монах был волшебником, либо дверца вела прямо на кухню.

— Ну ладно, пока вы будете заправляться, я вам изложу основные правила. Которые вы должны соблюдать совершенно точно.

— Точность — вежливость почтальонов, — сострила Провиденс, на что монах ответил ей непонимающим взглядом.

— Правило номер один: лучше всего взлетать из Австралии.

— Из Аффтралии? — переспросила молодая женщина, успевшая набить рот рисом.

Монах объяснил, что гравитация на земном шаре меняется от места к месту и что человек весит больше или меньше в той или иной его точке. Например, в Австралии люди легче, чем в других местах. По крайней мере, так показал смелый эксперимент трех американских докторов физических наук, которые совершили кругосветное путешествие, взяв с собой садового гномика, примерно как в фильме Жан-Пьера Жене «Амели»; так вот, они заметили, что по мере их продвижения гном показывал совершенно разный вес на одних и тех же походных весах: 308,66 граммов в Лондоне, 308,54 — в Париже, 308,23 — в Сан-Франциско, 307,80 — в Сиднее и 309,82 — на Южном полюсе. Следовательно, в Австралии он потерял около одного грамма. А это уже было достижение, вернее, потеря.

— Ну а вы, насколько я понимаю, собираетесь взлетать из Парижа, — продолжал он.

— Да. Пофкольку я не фмогу улететь в Фидней.

— Окей. Забудем о правиле номер один. Правило номер два: необходимо остричь волосы. Таким образом мы выиграем несколько граммов веса. Мэтр-50, пардон, брат Инь Ян с удовольствием обреет вам голову.

— Обреет? — в ужасе вскричала Провиденс, заплевав при этом мясными крошками кимоно мудреца. — По-флушайте, а нельзя ли потерять нефколько граммов на чем-нибудь другом? Меня бы, например, уфтроила такая коротенькая фтрижечка, как у Одри Хепбёрн в «Рим-фких каникулах», но чтобы меня обрили, как овцу или как Бритни Фпирс!.. Может, лучше начать ф ног, лобка или подмыфек…

Раздраженный сетованиями и дурными манерами своей ученицы, монах приказал ей молчать, щелкнув пальцами, словно раздавил муху на лету.

— Хватит плакаться! Особенно с полным ртом. Вы заплевали мне все кимоно своими фрикадельками! И это напоминает мне о правиле номер три: вам придется снять одежду.

— Вы хотите сказать: раздеться догола?

— Можете лететь в бикини.

— Ну, слава богу, что сейчас лето. Хорошо, такой вариант меня вполне устроит. А у вас тут найдутся бикини? И можно ли выбрать подходящее? И можно ли примерить? Этим тоже занимается брат Инь Ян?