— А-а-а… — послышался хлопок по лбу. — Ты про рентген? Так сразу бы и сказал.

— …

— Конечно, у меня есть такой аппарат. Я им заряжаю кофе Х-частицами. Бодрит — аж свечусь от переизбытка энергии. Рецепт Кюри подсказала — если хочешь, поделюсь.

— Николь.

— Да?

— Не заряжай кофе Х-лучами. Радиация вызывает рак и разбивает молекулярные связи в ДНК.

— Хм… Так вот почему кожа шелушится. А я думала, лишай. Уж загрустила, что больше не потискаю своих опоссумов. У меня целый выводок в мусорке. Привезти одного?

— Николь, привези, пожалуйста, аппарат в канцелярию. И побыстрее. Речь идет о слове на букву «м» и заканчивающегося на «д».

— Маскарад?

— Нет…

— Маслозавод?

— Николь…

— Материаловед? Медоед? Миокард? Сколько букв, какая вторая?

— Семь букв, вторая — «а».

— А-а-а… Ни слова больше, сейчас приеду.

Ученую пришлось ждать больше часа. Все это время я общался с Василием, но ничего нового не узнал. Юстас все хотел попробовать свои методы, но к счастью удалось убедить старика, что это — перебор.

Когда женщина наконец прибыла и разложила на столе объемистый саквояж, я отрегулировал спинку кресла так, чтобы пленник практически лежал, как на кушетке.

— Что это вы задумали? — с испугом проговорил налетчик. — Пытать будете?

— Не пытать. Изучать. Ты ничего не почувствуешь — просто лежи смирно и не шевелись.

— Легко сказать, начальник, — босяк часто задышал, а весь лоб покрылся мутным бисером.

Николь достала толстенную катушку размером с гильзу от танкового снаряда.

Подсунула под голову рамку с фотопластинкой, а над стремительно бледнеющим лицом закрепила колбу с контактами и ториевым стержнем.

Соединила провода и провернула тумблер реостата, постепенно увеличивая силу тока.

— Вот видишь — ничего страшного, — проворковала, наблюдая за аппаратом. — Главное — не шевелись.

— Да, мадам.

— И не болтай… Готово.

Николь достала пластину из рамки и поднесла на свет.

И, несмотря на крайне низкое качество, мы увидели крупные утолщения в сосудах — от гранатового зернышка до лесного ореха.

Похоже, газ оседал в холестериновых бляшках и начинал активно кристаллизоваться, при этом каким-то чудом не убивая носителя.

Иначе как магией такую методику и не объяснишь.

Я уж молчу про появление искусственного Дара, что вообще за гранью реального для этого мира.

С другой стороны, если бы средневековому алхимику показали рентгеновский аппарат, он бы подумал точно так же.

— Говоришь, их пичкают каким-то газом? — женщина скривила губы. — Любопытно, весьма любопытно…

— Начальник, — прохрипел арестант. — Что-то мне… хреново. Башка… горит…

Я посмотрел на мужика и невольно отшатнулся. Капли манорода раскалились настолько, что стали просвечивать без всякого рентгена. Красные угли становились все ярче, и сияние проступало сквозь кости и кожу.

— Начальник!

Бродяга забился в судорогах и корчах, изо рта брызнула кровавая пена, а глаза побелели, как у вареной рыбы.

Все это время излучатель оставался включенным, и, судя по всему, манород крайне нездорово реагировал на радиацию.

Я подскочил к столу и вырвал из катушки провода, но реакцию это не остановило.

Мужика все так же трясло, а голова напоминала раскаленный докрасна чугунный шар.

— Все вон! — заорал, окружая кресло земляным щитом. — Уходите!

Дважды повторять не пришлось. Юстас, Николь и стенографист пулей выскочили из камеры. Я не знал, какой силы будет взрыв, и есть ли вообще смысл куда-то бежать. Но аналогии с ядерной бомбой напрашивались сами собой, и я принял решение остаться и сдерживать атомное пламя магией.

— Гектор! — крикнула ученая с лестницы. — Бежим!

— Запри дверь!

— Но ты…

— Живо!

Она подчинилась, но полсантиметра стали вряд ли бы сильно помогли.

Поэтому я продолжал наращивать щит и превращать в керамический саркофаг над вышедшим из-под контроля реактором.

Я не мог поступить иначе, потому что последствия наших недальновидных опытов могли быть катастрофическими.

Если несколько килотонн рванут в центре города, о Новом Петербурге придется забыть на долгие годы.