— Он похитил тебя у меня.

— Тогда расскажи, кем была та девушка, с которой ты и Чапос гуляли по берегу реки в ту праздничную ночь в честь Матери Воды?

— Это к Чапосу вопросы, а не ко мне. Но лучше и ему не стоит задавать такой вопрос при встрече. Участь той девушки оказалась трагичной…

— Из-за Чапоса?

— Скорее, из-за Олега.

— Олег? Он был её возлюбленным?

— Он был её похитителем, а также нарушителем строжайших правил. Он поселил её на режимном объекте, а когда её удалили, то… — и он замолчал.

— Что?

— Её убили дружки по прошлой жизни.

— Так вот почему Олег ненавидит меня. И тебя…

— Тебя-то за что?

— За то. Ты же не соблюдаешь правил, а я живу на режимном объекте. Нам можно, а ему нет?

— Да! Мне можно! А ему нет! Он земной преступник. И повторно стал преступником уже здесь. Он рецидивист. И по нашим законам, здешним, а не земным, я обязан был уничтожить его! А я дал ему отсрочку. Пусть на Земле с ним разбираются.

— Как? Здесь у вас настолько жестокие законы? Для преступников…

— А как бы ты хотела? Чтобы вдребезги разнесли весь этот уникальный и невероятно сложный, но и очень уязвимый объект? Такие вот недоумки? Как Олег и ему подобные…

— Тебе приходилось уничтожать и своих тоже?

— Нет! И почему тоже?

— Сам же говорил о войне в горах… — испугалась она, но коли уж развернулся разговор в такую сторону, деваться было некуда.

— Прежде, до меня, такое было. При мне — нет!

— Поэтому Олег такой сумрачный…

— Он в умственном смысле сумрачный, а возможно, и всегда таким был. Сюда других не ссылают. Другие мои парни, кто на добровольной основе, в меньшинстве.

— А тебя… тоже сослали?

— Нет! Я был отправлен в краткосрочную командировку. Я остался тут добровольно.

— Из-за Гелии?

— Из-за дочери.

Она завздыхала, завозилась, сделала вид, что хочет спать и повернулась к нему спиной.

— И ещё… из-за тебя тоже.

Она повернулась и обхватила его, уткнулась носом в шею возле, — опять колючего! — подбородка.

— Ты дар Богов Паралеи, — сказал он. — А дарами Богов пренебрегать нельзя.

— Но ведь… — она поёжилась от внезапной волны холода, непонятно откуда возникшей, и натянула на себя плед, перетащив его на себя почти весь. Завернулась как гусеница в лист, в то время как он, распластавшись, явно изнывал от ночной духоты.

— Чёрный Владыка хотел взять меня себе, но мама не отдала меня в жрицы Матери Воды… — не надо было об этом и упоминать, но тут уж… женщины очень часто страдают спонтанной расторможенностью речевых центров коры головного мозга, как, наверное, сказал бы доктор Франк.

— Выходит, он вынужден был смириться перед волей более мощных своих коллег, — пошутил он.

— Ты думаешь, он смирился?

— Конечно. Ты же не стала жрицей. Но ведь я и в этом случае, окажись ты жрицей, вырвал бы тебя из его власти. Нашёл бы и утащил.

— И не стал бы ревновать меня к Чёрному Владыке? Ведь к Тон-Ату ревнуешь до сих пор…

— Ревную? Нет. Злился отчасти. Он же был и есть ветшак.

— О-о! Как же ты горд своей силой, своей несокрушимой потенцией.

— Да уж есть чем гордиться. К тому же этот твой владыка недр есть фикция коллективного сознания. Его же нет, коли жрицы были девственницами.

— Он овладевал их душой.

— Это тоже всё игры сознания. Твою бабку лишил невинности не чёрный хозяин недр, а твой дед-жрец своим вполне реальным и эрегированным удом.

— Как грубо! — возмутилась она.

Нэя: — Когда я грущу, я вспоминаю свою старшую мамушку. Я виновата перед ней.

Венд: — Можешь вспоминать вслух. Выскажись и тебе полегчает.

Нэя: — Я не любила её. И Нэиль, хотя и любил, тоже никогда не слушался её. Обижал, да и я иногда обзывала её. А ведь она заменила нам маму, хотя ей досталась нелёгкая Судьба. Иногда она откровенничала со мной. Мой дедушка Ниадор… как бы это обозначить? Был наделён очень сильным каждодневным, и еженощным тоже, устремлением к тому, что ты обзываешь «насыщенным сексом».

Венд: — Сатириаз называется, если по сугубо медицинской земной терминологии.

Нэя: — Бабушка настолько уставала от него, что умышленно подбирала ему «особых дев», нанимая их под видом домашних служанок. А уж те своими ухищрениями неизбежно утягивали его в «пучину насыщенного секса». Он страдал от чувства вины перед бабушкой и никогда не скупился на подарки. Она же была просто счастлива. Но чтобы он не привязался ни к одной из них, она их часто меняла. Иные из особых дев и сами убегали от него, настолько он их утомлял. Я же думаю, что она просто не любила его. Как и все жрицы, она не была способна любить мужчин. И даже пребывая в ожидании посмертного путешествия в Надмирные селения, дедушка требовал, чтобы бабушка ложилась к нему и удовлетворяла все его сексуальные фантазии. Он и тогда не иссякал в своих желаниях и не терял упругую форму для полового акта.