Шрифт:
* * *
Он купил билет в кино. Сеанс начался полчаса назад, до следующего было много времени. Убивая его, как и всю свою жизнь, он сидел в сквере на центральной площади с названием Szechenyi. Вытянув скрещенные ноги, сжав в шелковой изнанке карманов кулаки и погрузившись под торчащий воротник.
Сквозь оперившиеся ветви сиял фасад отеля "Tisza".
За импозантным балконом номера Иби света не было.
Он услышал женщину. Каблучки, коленями отталкиваемый шелест плаща, а под ним оглушительный шорох натянутого нейлона, перетираемого ляжками. Она дошла до его скамьи. Остановилась. Села с краю.
– Excuse me... Have you got a cigarette??
Он взглянул над воротником. Это была Мамаева, которая поразилась:
– Ты?
– Я.
– Не узнать! Подумала - француз. Вышел на поиск ночных приключений?
– Просто гуляю. А ты?
– А я не просто. Можно у тебя стрельнуть?
Он вынул руку из кармана, сунул под плащ, под полу пиджака и вынул мягкую пачку американских. Вытряхнул и поднес - белым фильтром вперед. Обслужил огнем. Накрашена Мамаева была эффектней, чем обычно.
– Мерси. Ты, говорят, писатель...
– Любишь читать?
– Кто же не любит.
– А кого?
– А все, что переводят. Не с монгольского, конечно...
– А из наших?
– Ну, Достоевского там, Чехова... А вообще я больше западную. Еще в приюте всего Золя и Мопассана прочитала. Жорж Санд, конечно. Но любимой книгой моей была, знаешь, какая? "Нана". Читал?
– Лет в тринадцать. Не увлекся.
– Что ты... Меня, так всю перевернула. Всего, конечно, я тогда не понимала. Золя, хоть и не Чехов, но главные вещи тоже затемнял. Но жизнь в романе была яркая, как праздник. Решила - буду, как Нана. А что?
– Ничего.
– Не всем же делать жизнь с товарища Дзержинского. Или кто там у них сегодня положительный герой? А я решила с куртизанки. С великосветской. Раз уж прямо с девочек к вашему хую приручили...
– Она засмеялась - как бы с циничным вызовом.
– Осуждаешь, писатель?
– Нет. Нормально...
– Ах, нормально?
– рассердилась Мамаева.
– А напиши мою историю! Что было дальше. Рассказать?
Он сдвинул рукав с часов и покосился.
– У тебя свидание?
– Билет в кино.
– На "Клюта"? Я смотрела.
– И как?
– Хороший фильм. Но я бы рассказала, чего там не увидишь. Если, конечно, хочешь.
– Рассказывай, чего ж...
– А может, ко мне пойдем? Повыгоняю своих сикушек, а ты бы "Московскую" мою принес. Если осталась... А?
– Прости, но... После фильма?
– Ладно! Блядь из Нью-Йорка интересней. Понимаю. К тому же, ты меня уже познал. Не соблазняет? А почему такая, знаешь? Ты думаешь, рожала? Нет. У тебя сколько было женщин?
– Не считал.
– А все-таки?
– Ну, тридцать, сорок...
– А у меня одних хуев три тысячи. Поэтому.
– Три тысячи?
– Ну, две. А может, полторы. Какая разница? Не в этом дело. Я с мафией завязана. Знаешь, на кого работаю?
И рассказала. Не веря своим ушам, он смотрел на сверкающий в ночи отель. Потом он дал ей сигарету и закурил сам. Пальцы у него дрожали.
– Вот так, - сказала Мамаева.
– В таком разрезе.
– Но как же тебя выпустили?
Она кивнула на отель.
– Под его ответственность. Все же не капстрана. Но если что, ответит головой.
– Да, - признал он.
– Ты об этой жизни знаешь много. Даже слишком. Не боишься?
– А ты?
– Чего же мне? Я сотой доли этого не знаю.
– А напиши роман. Все выложу, как на духу. Как Богу! На Западе с руками оторвут. У меня есть канал, я переправлю. Напишешь?
– У нас за меньшее сажают, а за такой роман... Но главное не в том.
– А в чем?
– Я не уверен, что это материал. Для прокуратуры? Может быть. Когда умрет наш "Самый". Когда на сцену выйдут те, кто за кулисами. Но роман? Об этом? Сомневаюсь. Три тысячи персонажей - это, я не знаю... Эпопея. "Человеческая комедия".
– Все ясно... Не Эмиль Золя?
– Увы.
– Тогда забудь. Ты ничего не знаешь про меня. Могила?
– Она. Прости...
– За что? Ты это, ты в кино не опоздай. Там перед фильмом тоже интересно. Про нашу с тобой Москву.
Носок ее сапога раздавил окурок. Она поднялась и, перетирая ляжками нейлон, пошла через аллею, через газон и площадь - к отелю.
Вход был слева, с улицы.
К колоннаде уже съехалось много машин - на праздничный ужин.
* * *
В банкетном зале второго этажа цыганский оркестр исполнял "Венгерские танцы" Брамса. Запасной выход в коридор был завешен плюшевым занавесом.