Я обходил полку за полкой, но искомого переплета пока не встретил. Ну и где эта книга? В памяти остались торчащие в стороны нитки, которые стягивали вырванные из разных источников листы. Внутри же вообще творился хаос: узкие страницы сменялись широкими, длинные — короткими; за старыми пожелтевшими без всякого предупреждения шли относительно новые. Я помню, с каким тяжелым треском распахивался переплет, как раненый зверь постанывая от усилий. Однако сейчас ничего подобного в кабинете не было. Корешок в камине, что ли, поискать? С него станется. Но в камине было чисто — видимо, не настолько подготовился к своей кончине, чтобы сжечь все. В конце концов, он скорее бы сжег меня самого, чем свои изыскания. Или может, он мне все-таки хоть что-то оставил?.. Хотя нет, не хотелось об этом даже думать — только разочаровываться лишний раз.

Наконец я отложил пока ни к чему не приведшие поиски. Книжные полки, стоявшие на виду, были явно не тем местом, где прячут ценности. Без сомнений, в доме есть тайники, но не ломать же здесь все. Хотя энергии сейчас было более чем достаточно — с самого утра Темнота словно распирала меня изнутри, требуя ее выплеснуть. Я уже и не помнил, когда был таким бодрым, будто до краев переполненным силой. Чувствуя, как она клокочет внутри, я распахнул ладонь, и ее тут же обвило густое черное облачко. Я немного покатал его, формируя тугой темный сгусток, вспоминая, возвращая себе навыки, которыми не пользовался восемь последних лет, и, распахнув окно, швырнул в решетку ворот. Черный мячик со звоном ударил, будто камень залепил по железу.

Так мы и играли в детстве: ставили бутылки на небольшой поляне и били по ним на счет — я Темнотой, Глеб обычными булыжниками. Отец, когда я ему показал, как метко могу, назвал это детской глупостью и пустой тратой сил. Но, во-первых, этим я восхищал друга, а, во-вторых, после смерти деда отец сам отправил меня в Родное поле и, чем я там занимался, не особо интересовался.

Второй вещью, которая хорошо получались в детстве, были черные завесы — довольно плотные, вязкие как туман, в которых можно застрять. Играя, мы с Глебом частенько разбрасывали их по полям и старались прорвать. Порой в них забредали овцы и несчастно блеяли, не понимая, где выход. Чернота снова послушно окутала ладонь. Я поводил ею в воздухе, формирую завесу. Но вместо этого вышел лишь слабенький дым, как будто сломанный мотоцикл протарахтел мимо — причем уже очень давно.

Внезапно в дверь постучали.

— Константин Григорьевич, — донесся с той стороны голос Савелия, — можно?

Я торопливо развеял черноту, как подросток дым от только что затушенной сигареты. Не хотелось показывать свои эксперименты, пока они не были такими, которые мне бы хотелось показывать. Приказчик наверняка видел что-то более стоящее — у него.

— Да, — ответил я, — заходите.

Дверь распахнулась, и в кабинет с деловым видом вошел Савелий, собираясь обсудить самое интересное — мое свежеобретенное финансовое благополучие.

Ожидаемо он начал с поздравлений, что я таки вступил в наследство.

— Думаю, Григорий Маркович хотел оставить этот дом вам, — добавил он напоследок.

Интересно, все это будут повторять? Поверю, только когда его портрет скажет мне это лично, однако тот пока что лишь ухмылялся.

— Неужели? Прямо-таки хотел?

— Ну, — приказчик слегка замялся, — у мессира был сложный характер…

Какая тактичная замена слову “отвратительный”, а то и другому — чуть более матерному.

Покончив с формальностями, мы наконец перешли к делам. Сначала обсудили, как здесь был устроен процесс сбора и вывоза скверны. А устроен он оказался с максимальным удобством. В подвал имелся отдельный вход с заднего двора, который после смерти прежнего хозяина тоже был запечатан Темнотой, а сейчас вновь стал доступен. Так же за городом у нас имелся собственный склад, довольно большой — там скверну хранили, паковали по кубикам и поставляли покупателям, в основном оптовым. Сейчас правда, у сотрудников длился вынужденный отпуск, но все готовы приступить к работе, как только позволит новый хозяин — то есть я.

— Все теперь зависит от вас, — подытожил Савелий и напряженно замолк, ожидая моего решения.

Неудивительно: этому делу он посвятил больше двадцати лет и переживал за него сейчас как за родное дитя. Тут была и ответственность, и благодарность — когда-то давно приказчик заключил сделку с Темнотой, чтобы вылечить заболевшую мать. Однако, когда та выздоровела, вместо нее заболела сестра — вот такая Темнота шутница. Помог ему в итоге отец и даже взял благодарного Савелия на службу. И ведь не ошибся с выбором: новый помощник фактически в одиночку организовал ему весь бизнес.

Менять налаженную, отлично работающую систему я не стал — просто дал добро продолжать, и Савелий обрадовался как ребенок, которому вернули отобранную конфету. А после попросил номер моего банковского счета.

— Чтобы перевести вам остатки со счета мессира, — пояснил он. — Там довольно значительная сумма.

Скверна — прекрасный товар, на нее всегда есть спрос. Она подпитывает и Темноту колдуна, и его амбиции. Хочешь стать сильнее? Тебе нужна скверна. Хочешь колдовать? Опять нужна скверна. И если остальные тратятся на нее, то у меня она своя, родная, в неограниченных для меня количествах, за которые мне не надо платить ничего — наоборот, другие будут платить мне. А скверна здесь, на бывших болотах, густая, поэтому и стоимость ее гораздо выше средней. Да и поставляем мы ее аж по всей империи — вот такая серьезная сеть. Так что не надо заканчивать бизнес-школу, чтобы понять, что оказался я на денежном фонтанчике, бьющем прямо из земли — точнее, с той ее стороны.