Уже в постели, когда я лежу раздетая, Платон проводит рукой по моему уже довольно большому животу и говорит:

— Какая ты красивая.

И я ему верю.

Чувствую себя самой красивой рядом с ним.

Хотя такого «неидеального» тела у меня ещё никогда не было. Токсикоз отступил, я начала хорошо кушать и поправляться. Появились растяжки.

Но Платон смотрит на меня по-прежнему. Не замечает недостатков. Принимает меня такой, какая есть. Берет меня. Каждый раз незабываемо. Я ни на секунду не сомневаюсь, что я для него любимая.

И он для меня тоже. Хотя я ещё не произносила «я тебя люблю» вслух. Иногда мне хочется их прокричать в постели. Сдерживаюсь.

За ужином Платон неожиданно для меня встаёт на одно колено:

— Ир, это формальность, но давай поженимся? Выходи за меня.

Открывает красную коробочку.

Кольцо красивое, золотое с камушком, протягиваю свой палец. Говорю:

— Ну, ведь все равно придётся родов дождаться. Или просто распишемся?

Да, буднично реагирую. Просто я и без предложения давно чувствую себя его женщиной.

— Я думал, что ты не захочешь пышную свадьбу…

— Я и не хочу, ты прав. Зачем второй раз.

— Ир. Я любую свадьбу сделаю, только скажи, если хочешь.

— Гормоны, Платон. Сама не знаю, чего хочу, — смеёмся вместе.

После ужина гуляем, обсуждаем и все-таки решаем, что сходим просто распишемся до родов. Чтобы ребёнок родился в семье и не возникло проблем с установлением отцовства. А потом на обратном пути Платон мне делает ещё более неожиданное предложение:

— Давай повенчаемся?

— Не думала, что ты религиозный.

— Да не совсем в этом дело… Я знаю, что ты не венчалась с Андреем. Говорят, что венчаться можно только один раз в жизни. Я хотел бы здесь ухватить этот «первый и навсегда».

Смотрю на Платона внимательно. Он никогда мне не говорил, что жалеет, о том, что не первый, что жалеет о прошлом. А вот сейчас проскользнуло у него. Отвечаю:

— Давай повенчаемся. Я только рада буду. Но это точно после родов. Не хочу с таким большим животом в церкви стоять. Грешницей назовут.

Платон улыбается, наклоняется и целует меня в лоб, а я продолжаю:

— Ну, вообще-то я с тобой многое делала первый раз. Вот, например, — тыкаю в свой живот, — беременна первый раз.

Платон гладит мой живот. А сын пинает в ответ, так что я даже вздрагиваю от резкого толчка. Ещё в животе сидит, а у них уже прочная связь. Что же после рождения будет?

— Ты хотел бы присутствовать на родах? — спрашиваю, хотя знаю ответ заранее.

— Конечно. Как я тебя одну оставлю?

— А мне вот не хотелось бы. Говорят, такое зрелище не для мужчин. Что, если тебя шокирует увиденное?

— Я буду держать тебя за руку. И как нам говорил врач, я смогу быть с тобой во время схваток, а потом выйду, если захочешь, и вернусь уже, чтобы взять сына на руки...

В этом весь Платон — уже успел все распланировать.

— Ну, ничего себе. Ты когда успел все придумать?

— Разговаривал с твоим врачом. Советовался, где лучше рожать. Кстати, записался на курсы для пар, которые планируют партнёрские роды.

Шутливо хмурю брови:

— И когда ты собирался мне об этом сообщить?

Обнимает меня крепко за талию, поворачивает к себе лицом, хотя мой живот не даёт приблизиться ко мне вплотную.

— Ир, я сделаю так, как ты хочешь, ты же знаешь.

— Знаю, — отвечаю и целую его.

Виолетта

Просыпаюсь в мокрой луже и не могу понять, что произошло. Толкаю Андрея в бок:

— Вставай, кажется, роды начинаются! Тут все мокро.

Андрей поднимается, трёт глаза.

— Но ведь еще неделя.

— Андрей, это же приблизительный срок, значит, раньше началось. Помоги мне!

Собираюсь, кое-как одеваюсь. Неужели скоро у меня не будет этого огромного живота, и я смогу снова нормально жить?

Предыдущие месяцы были просто невыносимыми. Откуда-то взялась угроза преждевременных родов, месяц пролежала в больнице, две недели как домой вернулась, и вот снова возвращаюсь в роддом.

Единственный плюс всей этой ситуации с сохранением — то, что Андрей начал вести себя нормально. Каждый день приходил ко мне, разговаривал, целовал. В общем, у нас все наладилось.