Тае не надо было объяснять, что это значит, — она сталкивалась с такими людьми и в своей общине, и во время обучения. Полная кибернетизация была табу и одним из главных пугал современного общества: при повсеместном использовании имплантов грань, за которой человек переставал быть таковым, окончательно отрываясь от рода людского, была пугающе доступна и близка.

Закон Федерации проводил официальную границу, за которой человек переставал считаться человеком, юридически становясь живым мертвецом. И если в случае с Марком, например, всё было и так понятно, то пограничные случаи служили причиной многочисленных споров и, к сожалению, преступлений. Общество было далеко не гуманно. Его страхи постоянно подпитывали реальные и не очень истории о том, как подобные существа устраивали очередную кровавую расправу, умалчивая при этом, сколько кибернетизированных людей существовало мирно и незаметно. Некоторые даже считали, что один из подобных киборгов повинен в Случайном Терраформировании. В ответ общество жаждало крови и чужих страданий.

Накачанное пугающими слухами человечество не доверяло официальному запрещённому списку, считая, что проблемы начинаются сильно раньше. Каждый сам для себя определял, когда начинать бить тревогу. Были те, кто считал неправильным любое изменение, связанное с мозгом, — и тогда за чертой для них сразу оказывались и все консекворы, и те, кто прошёл синаптическую терапию, и даже те люди, кому подобное вмешательство спасло жизнь. Некоторые шли ещё дальше, осуждая любые изменения, что хоть как-то вмешивались в работу нервной системы. Хуже были разве что отступники, которые предавали других анафеме вообще за любое улучшение. Всё это приводило в итоге к гонениям, издевательствам и даже убийствам людей, которые этого ничем не заслужили, кроме того, что кто-то просто перестал их считать подобными себе.

Сама Тая не могла чётко сформулировать своё отношение к этому вопросу. Когда-то она тоже боялась и не понимала излишних улучшений, как её научили тому в общине, но потом в Академии и здесь, в отделении, она увидела, что адекватность и гуманность людей никак не зависит от количества имплантов в их телах. Теперь она честно могла сказать: ни Мириам и её консекворы, ни, тем более, Джиббс её не пугали. И даже Марк, официально признанный мёртвым во всех инстанциях, хоть и продолжал вызывать у неё дрожь своим видом, но никогда не воспринимался ею как не-человек, а в общении оказался куда приятнее и интереснее многих её знакомых. То, что при этом в обществе считались нормальными люди, так просто делящие людей на сорта, отправляя часть сограждан за черту, казалось ей отвратительным двуличием.

— Сейчас ведь у него всё хорошо?

— Не знаю, золотце. Хотелось бы, чтобы да.

Тая тяжело вздохнула, поняв, что приняла правильное решение, когда не стала задавать Джиббсу лишние вопросы. Зная, через какие страдания проходят пациенты при стабилизации и после, ей теперь хотелось просто обнять его и пожалеть. Ей понадобится время, чтобы упорядочить мысли и побороть это эгоистичное желание.

***

DS-15-R-N-1, который за пределами внутреннего контура подключения в кибер-центре откликался на имя Жан, оглядел своё временное рабочее место в «Гарганте»: глухая комнатушка с тремя огромными экранами, каждый со своим терминалом, полный набор нейроинтерфейсов и удобное кресло. Ему уже нравилось.

Ему выдали набор токенов для авторизации и завели в систему. Два местных специалиста — даже не консекворы — будут посменно выполнять роли наблюдателей и должны будут отвечать на его вопросы и выдавать дополнительные доступы в любое время дня и ночи. Вряд ли они заметят, если он сделает что-то не так. Это от них и не требовалось — автоматизированная система мониторинга спалит ему мозги, вызвав перегрузку, как только заподозрит его во взломе, о чём его неоднократно предупредили по дороге сюда. Какое варварство.

Центральный аналитический модуль кибер-центра выдал ему предписание, чтобы он «по-человечески» общался с сотрудниками медцентра, если не хочет спровоцировать лишние конфликты. Жан вообще не любил конфликты между людьми — они в 93,6 % случаев оказываются непродуктивными. Поэтому он обратился к наблюдателю от медцентра, который отображался в сети как <f38492a2>, подробно объясняя, что он собирается сделать и почему. Наблюдатель согласился с разумностью плана и отстранился, продолжая следить со стороны.

По дороге в «Гаргант» DS-15-R-N-1 не терял времени даром и подготовил подходящие программы для фильтрации. Теперь он запустил их, прогоняя информацию через свой мозг и преобразующий имплант. Часть его сознания занималась автоматизированной обработкой данных, применяя к записям эвристические правила, пока другая свободно бродила, отдыхая.

Центральный аналитический модуль предоставил ему приблизительный формат данных и внутреннее устройство системы, какими они были полвека назад. DS-15-R-N-1 был огорчён, увидев, что в реальности за всё это время почти ничего не изменилось — система только стала более громоздкой, запутанной и медленной. И абсолютно децентрализованной — для синхронизации данных даже внутри одного медцентра требовалось совершить много нетривиальных действий и потратить драгоценное время. Теперь уже не казалось странным, что они не заметили некоторые аномалии в своих данных, как например отложенные регистрации смерти.

Его мозг автоматически размечал получаемые потоки данных и их маршруты для удобства навигации, задействуя все неактивные сейчас органы чувств и преобразуя полученную схему в практически физическую модель. Он ощущал себя словно подвешенным в грязной запутанной паутине, покрытой чёрным налётом и плесенью. Вокруг него колыхались тугие узлы, которые уже никто и никогда не сможет распутать, обрывки нитей, бессмысленно цепляющиеся за действующие маршруты, и их отрезки, идущие из ниоткуда в никуда. Это было совсем непохоже на то, что он надеялся здесь найти: упорядоченные, изящные переплетения, подобные тем, что он привык ощущать в кибер-центре.