— Я не знала, что только серебряный цвет подходит к черному, — говорю я, в то время как Эпонина и Сибилла обмениваются любезностями.

Когда Катриона хмурится, я указываю на её платье.

— Я хотела надеть красное.

Её по обыкновению блестящее лицо выглядит бледным в лунном свете.

— Тогда я думаю, что нам стоит поменяться. Серебряный цвет больше подойдёт к моему платью.

— Слишком поздно.

Её пальцы отпускают пуговицы платья, сделанные из чёрного жемчуга, и она складывает руки на груди.

— Мы уже на людях.

Как удобно…

— Мы всё ещё пришвартованы к берегу. Нам хватит минуты, чтобы поменяться.

— Нет.

Она не выкрикивает свой ответ, но он вырывается у неё изо рта почти со злостью.

Ну хорошо… Я решаю не давить, чтобы не устраивать сцену. Катриона только ещё больше забьётся в угол, если в дело вмешается Эпонина. Не то, чтобы Эпонина слушала наш разговор. Она смеётся над чем-то, что сказала моя подруга, которая мне не доверяет, и что я пропустила мимо ушей.

Ворота, ведущие в сад Антони — а точнее в парк — звенят за спиной Ифы. Когда она запирает их, её лицо обращается к небу, и она кивает. Может быть, Лоркан уже здесь, или она кивнула Кольму?..

Я крепко сжимаю губы, потому что она не в обличье птицы, а значит вороны не могут с ней общаться. Только у Лоркана есть такая способность, поэтому он, должно быть, здесь. Но если это так, то разве он не должен приказать нам закончить эту миссию, на которую он в принципе не соглашался?

И всё же я осматриваю темноту в поисках знакомых золотых точек, но не нахожу ни глаз Лора, ни гигантской птицы, кружащей над нами. Я опускаю глаза, не пытаясь связаться с ним мысленно, и смотрю на Ифу, которая садится в лодку. Судно покачивается, и она теряет равновесие, но хватается за лакированный борт. Услышав вереницу гортанных звуков, сероглазый гондольер застывает, точно весло, которое он держит в руках.

Он, должно быть, понял, что на борту находится ворон.

Бусины на чёрном головном уборе Эпонины звенят, когда она откидывается на спинку.

— Диотто, принеси моим друзьям вина.

Генерал напрягается, очевидно посчитав, что это ниже его достоинства. Но белозубая улыбка, которой одаривает его Эпонина, говорит о том, что именно по этой причине она приказала ему это сделать. Конечно же, это добавляет ей веса в моих глазах.

И хотя мне не очень хочется алкоголя, я очень хочу посмотреть, как этот рыжеволосый фейри прислуживает мне.

Я получаю ещё больше удовольствия, когда лодка покачивается, и вино расплёскивается на его руку и пропитывает рукав бордового цвета. Он вскидывает голову и начинает осыпать оскорблениями гондольера, который слез с левого борта гондолы.

— Змей.

Воздушный фейри кивает на вздымающуюся воду.

Я разворачиваюсь и заглядываю за борт. В прозрачной воде под нами сверкают два чешуйчатых зверя — один синий, как моё платье, а другой такой же розовый, как парик Сиб… и со шрамами.

Мне хочется запустить пальцы в воду, но мы специально надели маски, чтобы сохранить нашу анонимность. И поскольку ни один чистокровный фейри не будет в здравом уме засовывать руки в море, я оставляю их лежать на своём мягком сидении.

— Лучше бы этим тварям не раскачивать нашу лодку снова.

И хотя Таво говорит это тихо, угроза в его словах разрезает темноту, освещённую фонарями, и достигает моих ушей.

— Если ты коснёшься их хотя бы пальцем, Диотто, — бормочу я достаточно громко, чтобы он мог услышать, — или поразишь их своей магией, я прослежу за тем, чтобы тебе укоротили какие-нибудь жизненно важные органы. Стальным клинком.

После моей угрозы наступает тишина.

Но затем губы Диотто приподнимаются в мерзкой улыбке.

— Попробуй только пырнуть меня или натравить змея, и я проткну твоих дружков обсидианом. Так что на твоём месте я был бы аккуратнее с угрозами. Если только ты не хочешь начать войну. Я думаю, это очень порадует Алого ворона. Тогда он сможет стереть с лица земли наш вид и назвать это местью.

— Фэллон, я отнести тебя домой. Пожалуйста.

И хотя вокруг темно, я замечаю клубы чёрного дыма, который поднимается из-под красного шёлкового плаща Ифы.

— Ne. Fas.

Нет. Пока не надо. Когда она слышит мой ответ на её языке, её глаза округляются под маской.

Отойдя от шока, она бормочет:

— Rikhda gos m’hadr og mataeich le.

И хотя я понимаю не всё, я ухватываю суть, благодаря выражению «mattock le» — «убью его».

Я улыбаюсь, когда Таво обходит скамейку и протягивает мне бокал, наполовину заполненный вином. Ифа выхватывает бокал из его пальцев, напугав генерала, который так быстро одёргивает руку, что я ожидаю увидеть на ней кровоточащие царапины. К несчастью, его кожа не повреждена.