Ифа хмурит лоб.

— Почему так расстроена, Фэллон?

Её голос звучит мягко, как однажды у Марчелло, когда он пытался не дать Сибилле впасть в истерику.

И хотя я бы предпочла переживать сейчас о нём с Дефне, мои мысли и сердце полностью сосредоточены на Лоре.

А поскольку я не могу рассказать Ифе о его обещании, а точнее угрозе, провести со мной долгий разговор, я отвечаю:

— Я просто думала, что он прилетит проведать Антони и других бунтарей, вот и всё.

— О. Он занят в Глэйсе. Финализирует заключение альянса.

Она снова ударяет себя ладонью по губам.

— Чёрт. Об этом я тоже не должна рассказывать.

Моё сердце останавливается и срывается с места не один раз прежде, чем затихнуть. Как там говорят о безумцах? Ах да, они совершают одну и ту же ошибку, ожидая противоположного результата.

Я влюбилась в Данте, и он меня бросил. И я не собираюсь влюбляться в очередного мужчину, обещания которого расходятся с действиями.

Я закаляю своё сердце и превращаю его в кусок обсидиана, который никто не сможет растопить — а тем более ворон.

Ифа принимает моё мрачное настроение за недоумение.

— Нам нужна армия Глэйса, Фэллон.

— Как будет «задница» на языке воронов?

— У животного или часть тела?

— Часть тела

— Tain.

Я повторяю это слово, и из моего рта вылетает слюна, потому что в этом слове определенно много гортанных звуков.

— То-он.

Какой подходящий звук.

На её губах появляется кривоватая улыбка.

— Разве я должна учить ругательствам?

— О, конечно, должна. Я хочу выучить их все.

— Я тоже! — восклицает Сиб, врываясь в комнату с огромным блестящим пакетом, висящим на её руке.

— Ты забрала наши платья для золочёного пира?

— Они ещё не готовы.

Когда я хмурюсь, она говорит:

— Эпонина согласилась пообедать с нами, но она настаивает на том, чтобы мы все надели парики. Ну, чтобы никто не смог нас узнать.

Я не могу не задаться вопросом, имела ли она в виду только меня? Ведь я враг королевства номер один, а она — законная принцесса. Мы, может быть, и ходили вместе за покупками, но мы находились внутри бутика. Если мы будем проводить время вместе на публике — то это совсем другая история.

— Катриона принесла их из магазина. Это для тебя.

Она водружает пакет на стол.

Ифа откидывается на спинку стула.

— Пообедать?

Я хватаю пакет.

— Да, пообедать.

— И Лоркан это одобрил?

И хотя я ненавижу врать Ифе, я говорю:

— Да. Он сказал, что поторопиться с поисками Мириам — это отличная идея.

Ифа хмурится.

— Ради Бога, Ифа, перевоплотись и спроси его. Но опять же, сейчас может быть не самый подходящий момент, раз уж он в Глэйсе и всё такое.

Она сжимает губы, определённо, размышляя над моим предложением.

— Кстати, это он предложил надеть парики, — добавляю я как бы между прочим.

Сиб приподнимает бровь, но, взглянув на моё рассерженное лицо, она решает не вмешиваться.

— Хочешь увидеть мой?

— Я бы очень хотела посмотреть на твой, — говорю я с большим энтузиазмом.

Сиб переворачивает свой пакет и оттуда вываливается ярко-розовый парик, прикрепленный к блестящей маске.

— Это настоящие турмалины, — восклицает она, словно прочитала у меня в мыслях слово «блестки» и решила меня поправить. — И посмотри — какая длина волос!

Она приподнимает парик, и розовые пряди расплетаются, как кольца Минимуса, когда тот готовится уплыть прочь.

— Всегда мечтала отрастить длинные волосы.

Я достаю свой парик из пакета, аккуратно разворачиваю шёлковую бумагу и смотрю на странное, но прекрасное творение. Волосы платинового цвета, которые должны доходить мне до пояса, сверкают так, словно на них нанизали бриллианты, а искусно выполненная серая маска кажется сделанной из чистого серебра. Это действительно красиво.

Ифа опускает ручку, забрызгав бумагу капельками чернил сапфирового цвета, которые начинают расплываться, впитываясь в пергамент.

— Значит, вы наденете на ваши головы вот эти страшные вещи и пойдёте обедать с королевой?

Сиб в шоке моргает.

— Страшные? Они великолепны.

И чтобы продемонстрировать ей это, она надевает парик на голову.

— Ты похожа на абажур.

Ифа жестом указывает на настольную лампу.

Я не могу сдержать смех, который вырывается у меня изо рта, потому что парчовые абажуры Птолемея, расшитые стразами, очень похожи на то, что изображает сейчас Сиб.