Шрифт:
Почти сразу после завтрака меня забирает конвой и после непродолжительной уличной прогулки представляет пред светлы очи Дзатоева.
Какой разительный контраст. Сегодня «борец со шпионажем» – сама любезность и предупредительность.
– Курите? – подвигает он мне пачку папирос.
– Благодарствуйте, бросил.
– Что так?
– В госпитале узнал, что капля никотина убивает лошадь.
Мне удалось удивить своего визави.
– Шутить изволите, штабс-ротмистр?
– Никак нет. Кто-то из госпитальных эскулапов обмолвился. Мол, британские учёные установили. Должно быть, прочитал в каком-то медицинском журнале.
– Не помните кто?
– Увы. Обратил внимание на сам факт, а не на того, кто его озвучил.
На лице Дзатоева сомнение, он барабанит пальцами по столу. Чувствую, курить ему хочется, но мысль разделить участь лошади останавливает.
– Может, чаю?
Да что это с ним сегодня?
– Не откажусь.
Дзатоев подходит к двери, приоткрывает её.
– Филимонов! Два чая!
Ротмистр возвращается за стол. Да уж, разительная перемена по сравнению с нашей первой встречей. Вчерашняя догадка оказалась верна: Дзатоев играет в доброго и злого следователя. Обычно для такой разводки нужны двое, а он справляется один. Театр одного актёра какой-то.
– Вы же Елисаветградское училище заканчивали?
Ага, вот и проверка началась. Что у меня там в офицерской книжке записано? Вспоминай, Гордеев!
– Ошибаетесь, господин ротмистр. Тверское кавалерийское юнкерское.
Плюсик мне в карму, что сразу после госпиталя назубок выучил всё, что было в бумагах моего предшественника в этом теле.
– Так вы тверец [5] ? Выпустились в девяносто восьмом? При Кононове?
– Бог с вами, господин ротмистр, в девяносто втором. При Василевском.
5
Тверцы – прозвище юнкеров и выпускников Тверского кавалерийского юнкерского училища.
– Со сколькими баллами?
– С девятью.
Пока мне везёт, но чувствую – хожу по краю. Он же, гад, личность проверяет этими деталями. Но я же не зря ординарца своего мучил расспросами всё это время. Плюс других тверцов гордеевского выпуска в полку, на счастье, нет. Пока Дзатоев проверит мои слова, сколько времени уйдёт.
Филимонов приносит чай. Ставит на стол два стакана в серебряных подстаканниках, блюдечко с колотым сахаром, блюдечко с сушками. Странно он на меня смотрит, словно чего-то ждёт от меня. На лице некоторая обида, смешанная с недоумением.
По знаку Дзатоева Филимонов покидает кабинет. Отвлекаюсь на чай. Дзатоев неторопливо помешивает ложечкой в своём стакане, хрустит сушкой.
– А вот эти накидки из сетей, – контрразведчик с хрустом ломает в ладони очередную сушку, – это тоже в училище придумали?
– Да что вы, ротмистр? Тогда бы это было уже во всех воинских уставах.
– Сами додумались или подсказал кто?
Киваю.
– Нынешняя война поставила перед нами проблемы маскировки. Англичане недаром, начав войну с бурами в своих рачьих мундирах, быстро перешли на хаки. Да и наш солдатик своим умом дошёл, что в белой гимнастёрке он слишком заметен на поле боя. У меня бойцы чем только ни красили, даже в отваре чая форму выдерживали. Так что я просто творчески развил то, что придумали до меня.
– Ваши подчинённые рассказывают, что вы предложили и птичками свистеть вместо того, чтобы русским языком отдавать команды.
Чёрт, на какую опасную трясину он меня подталкивает. Увязну – не выбраться будет. Он же ведёт к тому, что я свои «шпионские» навыки использую.
– В разведке лучше как можно меньше привлекать к себе внимание. А птичий крик – естественный природный звук. К тому же мы ранее договорились с бойцами, какой свист что означает: «внимание», «опасность слева», «враг в количестве пяти человек»…
– Прежде за вами, Гордеев, такое изобретательство как-то не водилось, насколько я успел узнать.
Развожу руками.
– В мирное время было вроде как без надобности, а тут, на фронте, пришлось поразмышлять.
– Из дома давно получали весточку? – неожиданно меняет тему разговора Дзатоев.
– Ещё до ранения.
– И сами не писали?
Отрицательно мотаю головой. Конечно, не писал. Не хватало только, чтобы близкие Гордеева тут же поняли, что пишет им не их сын или брат.
– Вы правы, господин ротмистр, я непростительно манкировал родственным долгом.
Я не дурак и понимаю, к чему ведёт своими расспросами Дзатоев: к подмене настоящего Гордеева каким-то самозванцем. Только он думает, что это сделали японцы, а я знаю, что они тут совершенно ни при чём.
Он протягивает мне распечатанное письмо.
– Доставлено вчера.
– И вы читали чужую переписку? Это недостойно, господин ротмистр, – изображаю из себя оскорблённую невинность.
– Читал, – признаётся Дзатоев, – в рамках своих служебных обязанностей. Хотите мне в морду заехать, как Вержбицкому?