— Всё окружающее нас — есть ничто иное, как энергия, использовать которую могут в большинстве своём лишь познавшие истинную суть вещей алхимики. Почувствуйте вязкость предмета в вашей руке, разделите стихии, слившиеся в одно целое, а после постарайтесь поочередно вытянуть элементы. — Глаза алхимика полыхнули фиолетовым. Направив правую руку в сторону, слегка сощурившись, тот превращает грязь в песок, а в левой прямо в воздухе накапливает прозрачный левитирующий водяной шар!

— Людвиг, я некоторое время думал о том, почему вы так быстро расходуете магию на наших занятиях, и, к сожалению, слишком поздно понял причину, — достав из мешка изготовленные мною гвозди, проговорил тот. — Сколько их здесь?

— Тридцать штук, — зная количество, ответил я.

— Вот именно, а занятий у нас с вами было не больше десяти. Ваше рвение и самоотдача в обучении достойны восхищения и внимания величайших из алхимиков. К сожалению, к их числу я не отношусь. В письме от отца, пришедшем мне с почтовым ястребом этой ночью, говорится о необходимости при создании металла использовать руды. Отец также разделил моё мнение о вашем гении и просил вас не сдаваться, продолжать усердно трудиться и познавать алхимию.

«Блять…» — от простоты данного решения я чуть сознание от стыда не потерял. Элементарный вывод и опыт с деревом и расщеплением древесины на лучины для освещения был тому примером. Сука, ну как можно было до этого не додуматься? Закон алхимии — равноценный обмен. Отдавая ману, получаешь сталь, отдавая дерево в надежде изготовить сталь, получаешь полное расщепление неподходящего материала, большой расход маны, а также некачественный конечный продукт. Но что, если попытаться менять руду на сталь? Разумеется, расход маны уменьшится в разы! Боже, какой же я идиот… Коря себя за оплошность, которую не допустил бы и школьник, взглянув на алхимика, спросил:

— Слушай, Блюмонд, а в том письме твой отец ещё что-нибудь говорил? — Этого вопроса раскрасневшийся маг явно хотел избежать, однако врать не стал и кивнул. — И? Что ещё полезного передал старший Барель?

— Только то, что его сын и наследник идиот, более он в письме ничего не указывал, — развеяв превращение грязи в песок и воду, постыдно заявил алхимик. Радовало в данном обстоятельстве лишь то, что хотя бы не один я сейчас ощущал себя морально уничтоженным. Быть может, если тренировка с Барелем не станет слишком маназатратной, я даже сегодня схожу к подмастерью кузнеца и, набрав руды, успею ещё немного попрактиковаться, создав парочку дорогущих гвоздей на продажу.

Лишь только я подумал о покупателях, торговле и прочем, как внезапно ко мне с докладом подбежал один из служивых.

— Первый прибыл, ваше благородие.

— Кто прибыл? — взяв в руку немного влажной почвы и готовясь повторить за алхимиком весь процесс, спросил я.

— Торгаш из соседней деревни. На ярмарку, — словно никого другого мы и не ждали, фыркнул солдат. Взглядом окинул ещё тёмное небо. Я совсем забыл, что крестьянам в истории приходилось частенько вставать ещё за светло, чтобы так же затемно успеть до дома. «Конкуренты прибыли ещё раньше, чем мы успели расставиться. Печаль».

— Барель, пулей в избу, буди всех, потом так же по деревне. Пора выставляться. А ты пока придержи ретивого, проверь, что у него, сколько, потом доложи мне и тяни время, пока другой команды не дам.

— Есть! — В один голос отозвались маг и солдат, после чего кто бегом, кто специально неспешно отправились выполнять свои поручения. Сам же я направился в дом местного, ныне почившего, как и староста, кузнеца, чьих товаров в амбаре не заметил. Вместо его мастерской сейчас всем заправлял молодой подмастерье, и, как мне казалось, ему и всем остальным я доходчиво объяснил важность, а также редкую возможность своим участием не только помочь Искре, но и немного наполнить свой карман.

Жил паренёк на возвышенности, в отдалении от всей деревушки и в непосредственной близости от хижины своего старшего брата, занимавшего должность лесничего.

Тропинка, ведущая к их избушкам, являлась таковой лишь на словах. Едва не грохнувшись пару раз, я поднялся на холмик и из-за елей сразу заметил горящие тусклым светом окна в обоих домах, а также вполне себе хорошую дорогу, шедшую к ним в обход. Выругавшись и пообещав себе вдоль и поперёк изучить деревню, услышал редкие лёгкие удары молоточка, а не кузнечного молота. С каждым шагом, приближавшим меня к избушке, они становились всё более звонкими и отчётливыми, позволяя мне расслабиться.

«Подмастерье не спит, подмастерье готовится».

— Здравствуй, кузнец, — взглянув на коптящий небо дым, вырывающийся из трубы, крикнул я тому в открытые ставни, и мужчина, с лязгом бросив свой инструмент, бегом понёсся к дверям.

— Извиняй, староста Людвиг, не поспевал приказ твой исполнить, весь белый день да тёмную ночь у наковальни провёл, — указав руками на едва заметную из окна кучу железа, валявшуюся в комнате, проговорил тот.

— Всё хорошо, я просто волновался о том, что у тебя нечего будет выставить, вот и пришёл, — честно ответил я.